Крушение "Красной империи" - Николай Ефимов

Но вслух об этом наши руководители не говорили. Тогдашний министр обороны называл сокращение Вооруженных сил оптимизацией и «революционным процессом». Так ли это? Верил ли министр обороны своим словам? Думаю, что нет и нет! В действительности это были навязанные командой Горбачева целеустремленные действия по преднамеренному массированному разрушению Вооруженных сил. Знаю Дмитрия Тимофеевича как твердого, целеустремленного и принципиального военачальника, но, к сожалению, в той судьбоносной для страны ситуации он, возможно из соображений партийной дисциплины, не проявил присущих ему качеств.

Могло ли быть иначе, если бы во главе Вооруженных сил оставались военачальники наподобие маршалов Огаркова и Ахромеева? Однозначно судить не берусь… Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения.

* * *

«Перемещение по горизонтали»

На должность главкома Западного стратегического направления Николая Васильевича Огаркова назначили тихо, сочтя, что его самого можно и не спрашивать об этом. Когда маршала пригласили в ЦК КПСС и Константин Черненко поздравил его с назначением, теперь уже бывший начальник Генерального штаба спросил у генсека, почему с ним никто об этом смещении предварительно не поговорил. Хотя бы по телефону. Черненко ответил: «Считайте, что никакого смещения с должности начальника Генштаба нет. Есть перемещение в должности по горизонтали, так надо в интересах Родины. Вы прекрасно знаете значение Западного направления».

И все-таки это было понижение. Что за ним стояло? Огромный авторитет маршала в Вооруженных силах? Присущая ему самостоятельность мышления? Прямота суждений, сопряженная с оригинальностью идей, не всякому понятных? Эти вопросы я задал человеку, который хорошо знал Огаркова, — генерал-полковнику в отставке Михаилу Никитовичу Терещенко. Мой собеседник в манере истинного военного интеллигента, привыкшего оперировать лишь абсолютно достоверной информацией, не стал вдаваться в предположения. Он предпочел этому констатацию фактов, которые, как известно, сами за себя говорят.

— Судьба предоставила мне прекрасную возможность более тридцати лет работать вместе с Николаем Васильевичем Огарковым, в том числе в 1984—1988 годах начальником штаба Главного командования Западного стратегического направления. За эти годы у меня сложилось твердое убеждение: Огарков — личность, видный военачальник и государственный деятель.

И еще. Николай Васильевич не был злопамятен, мстителен, мелочен. И, может быть, в первую очередь это объясняло то неподдельное, искреннее уважение, которым он пользовался в офицерском корпусе.

— Назначение Огаркова в Легницу, помнится, было весьма и весьма неожиданным. Как эту новость восприняли в Генеральном штабе, в ближайшем окружении маршала?

— Назначение состоялось 5 сентября 1984 года. Да, это было для всех неожиданностью. Ведь речь шла о перемещении двух крупных военачальников. Первый шел, так сказать, по горизонтали. А второй — маршал Ахромеев Сергей Федорович — из первых замов становился начальником Генштаба. Примечательно, что данная перестановка проходила как-то спешно, ее будто подталкивали сверху. Видимо, за этим стояли непростая военно-политическая обстановка в Европе и решимость нашей высшей власти произвести назревшее тогда сосредоточение руководства войсками на отдельных стратегических направлениях. Но, может быть, и не только это.

Я хорошо помню, как проходили проводы Николая Васильевича. Они были очень теплыми. Ахромеев, уже в должности начальника Генштаба, обратился к собравшимся и сказал о большом вкладе Огаркова в укрепление обороны страны. Отметил он и исключительную важность работы на новом месте. Было шампанское. Николай Васильевич обошел всех со своим бокалом. Один из генералов выразил было ему сожаление по поводу его ухода. На что маршал отреагировал резко: «Я не нуждаюсь в соболезнованиях. Назначен я на ответственную должность и исполнять ее буду со всем пониманием важности такого шага».

В этом, подчеркну, был весь Огарков — государственный деятель, отдававший талант и энергию службе Родине. Кто-то потом писал, что он, дескать, потерпел фиаско, провалился со своими нововведениями. Нет, не было никакого фиаско. Так же, как и в случае с маршалом Жуковым, которого направляли на самые трудные участки фронта. Хотя, конечно, один отличительный нюанс тут есть: Жуков оставался заместителем Верховного. Но этот нюанс лишь подчеркивает, что военачальников, занимающих ключевые посты (пусть и на периферии), целесообразно включать в состав высших центральных органов коллегиального управления.

— В чем суть нововведений, о которых вы говорите?

— Для газетного интервью эта тема, наверное, великовата. Поэтому я постараюсь быть предельно кратким. Главная идея Огаркова состояла в том, чтобы все нити управления войсками сконцентрировать в общевойсковом штабе и под его организующим началом в штабах родов войск и служб. Для этого предлагалось командующему (или командиру) иметь только одного первого заместителя — в лице начальника штаба. Огарков считал, что только он, начальник штаба, может быть основным докладчиком командующему по всем вопросам и вносить соответствующие предложения по ним. Кроме того, технические службы предусматривалось подчинить заместителю командующего по технической части (эту должность еще требовалось ввести повсеместно, вплоть до военного округа и Министерства обороны). Сейчас это существует на практике.

Начальников инженерных и химических войск с их штабами предлагалось ввести в общевойсковой штаб на уровне служб, отделов или управлений соответственно. Эти же принципы, но с учетом уже существовавшей структуры, распространялись и на тыловые органы. Впоследствии указанные идеи были частично реализованы в войсках.

В целом, хочу это особо подчеркнуть, Огарков поднимал организующую роль общевойсковых штабов, стремился штабную работу сделать привлекательной, престижной и результативной. Согласитесь, что это весьма актуально и сейчас.

Николай Васильевич был новатором и в методике. Он со всей твердостью настаивал на том, чтобы войска учили тому, что необходимо на войне. Чтобы учили преимущественно на местности, в обстановке, приближенной к боевой, «час за час», то есть без лишних скачков во времени. Практическая организация занятий — вот чему он уделял главное внимание.

— К подобным лексическим оборотам мы вроде уж давно привыкли. Они есть, наверное, в каждой директиве по организации учебного процесса. А что же раньше, в 60— 70-е годы, они встречали непонимание?

— Порой и одного понимания недостаточно. Чтобы внедрить в практику новую идею, надо показать ее ярко, на примере. А в этом-то Огарков был силен. Еще сорок лет назад, в 1962 году, я, будучи слушателем Военной академии Генерального штаба, был включен в состав инспектирующей группы для поездки в Белорусский военный округ. Генерал-майор Огарков возглавлял тогда штаб БВО. Программой проверки предусматривалось фронтовое КШУ, на котором Николай Васильевич и должен был продемонстрировать свои идеи по совершенствованию системы боевого управления войсками. На этом учении я впервые слушал доклад Огаркова. Стройный, подтянутый, смелый, он излагал все на память. В общем, впечатление оставил о себе сильное.