Красавиц мертвых локоны златые - Алан Брэдли

Перебрав оставшиеся бумаги, мы сложили их в деревянную коробку из-под чая и убрали на чердак ожидать пришествия истории. Благодаря удивительному везению на этом чердаке обнаружилась пара ненужных виндзорских кресел, которые мы радостно снесли вниз и установили по обе стороны стола.

«Артур У. Доггер и партнеры» официально и физически начал работать.

Наведя порядок, мы сидели и смотрели друг на друга с противоположных концов стола. Но с чего начать? Каждый из нас не стремился говорить первым.

Я взяла карандаш, положила, взяла ручку.

Что-то тяжело шевелилось у меня в голове. Перед тем как мы вернемся к похищенному пальцу мадам Кастельнуово, я должна утолить свое любопытство.

Наконец я нарушила молчание.

– Доггер, скажи мне, – спросила я, – когда ты нашел мисс Прилл, ее зрачки были сужены?

– В высшей степени так, – сказал Доггер.

– Ха! – Я сделала заметку. – А другие симптомы?

– Обильное слюнотечение, видимо, смешалось с рвотой. Скорее всего, были припадки, но их вряд ли мог увидеть кто-то, кроме убийцы.

– Что-нибудь еще? – поинтересовалась я.

– Было несколько других малоприятных проявлений, в которые не стоит углубляться.

– Ты имеешь в виду потерю контроля над мочевым пузырем и кишечником, – догадалась я. – Об этом написано в «Медицинской юриспруденции» Тейлора.

Восьмое издание Тейлора под редакцией легендарного Сиднея Смита, прославившегося после расследования убийства в Хоуптаунских каменоломнях[15], всегда лежит у меня на прикроватном столике.

– Именно, – подтвердил Доггер.

– Как она могла не почувствовать ужасную горечь физостигмина? Я бы выплюнула.

– Сам боб практически безвкусен, – заметил Доггер. – А количество алкалоида слишком незначительно, чтобы его можно было заметить. И в любом случае кофе все замаскировал.

– Что-нибудь еще? – поинтересовалась я.

– Без вскрытия нет, – ответил Доггер. – Патологоанатом найдет следы боба в желудке, рвотных массах и в результате химического анализа внутренних органов. Он проверит наличие физостигмина либо аммиачным, либо рубрезериновым тестом.

– Разумеется! Под воздействием гидрохлорида калия и хлороформа красный приобретает оранжевый оттенок.

Я ждала похвалы Доггера, но не дождалась. Видимо, сегодня я уже получила достаточно комплиментов.

– А результаты? – спросила я.

– Могут быть обнародованы до официального отчета патологоанатома либо нет. А может, не будут и после.

– Почему нет?

Доггер поднял карандаш, который я в задумчивости положила на стол, и так быстро завертел его большим и указательным пальцами, что тот стал почти невидимым.

– Потому что убийца до сих пор на свободе, – предположила я. – И инспектор Хьюитт думает, что он может нанести новый удар тем же самым ядом.

– Не обязательно, – возразил Доггер. – Одно из правил расследования – помалкивать о том, что ты узнал. Мы должны вписать это в наши «Стандарты и практики».

– Я не знала, что у нас есть «Стандарты и практики», – заметила я.

– С этого момента они у нас имеются, – ответил Доггер.

Поскольку время едва перевалило за полдень, мы решили начать расследование дела Кастельнуово с поисков ответа на основной вопрос: как палец знаменитой гитаристки оказался в свадебном торте моей сестры Фели?

– Будет проще, – предложила я, – если мы определим, когда было совершено это действие. Это вполне могли сделать задолго до события. Миссис Мюллет испекла торт давным-давно. Но она нанесла глазурь только утром в день свадьбы. Когда на торжестве я рассматривала торт, после того как Фели нашла палец, на краю куска с пальцем была легкая вмятина.

– Которой не было, когда я выносил торт из кладовой, – заметил Доггер.

Мои глаза расширились.

– Ты уверен? – переспросила я.

– Совершенно точно, – ответил Доггер с легкой улыбкой. – Я ожидал какой-нибудь выходки вроде тех, которыми отличается мисс Ундина, и поэтому держал торт на замке с того дня, когда его испекли, и до момента, когда его украсили глазурью. И с тех пор как миссис Мюллет закончила глазировать его и до того, как его принесли на торжество, вышеупомянутый торт снова был заперт (моим замком с моим ключом) на тележке в кладовой.

– Гм-м-м, – протянула я. – А во время глазирования? Мог быть момент, когда торт остался без наблюдения?

– Я присматривал за ним от начала до конца, – ответил Доггер. – Достал торт из безопасного места, следил, как миссис Мюллет покрывает его глазурью. На самом деле я по мелочи помогал ей и запер его снова, как только она закончила.

– И на боку не было вмятины, – сказала я.

– Ни одной, могу вас заверить, – подтвердил Доггер.

– Значит, ты говоришь, что никто не мог испортить торт в промежутке времени между тем, когда его покрыли глазурью и когда понесли из кладовой на торжество?

– Никто, кроме меня, – сказал Доггер. – Я самолично принес его на стол.

– Значит, палец засунули туда во время праздника.

– Судя по всему, – согласился Доггер. – Это самая вероятная возможность.

Наш список подозреваемых сузился до тысячи человек.

Ладно, я преувеличиваю, но там была большая часть Бишоп-Лейси и половина графства, не говоря уже из тех, кто прибыл из Лондона и из-за границы.

Например, родители Дитера, приехавшие из Германии.

– Мне в голову пришла мысль, – сказала я. – Я поговорю с Синтией Ричардсон. Она занималась подготовкой к приему. Она очень организованный человек. У нее есть списки и тому подобное.

– Хорошая мысль, – согласился Доггер. – Предоставлю это вам.

И я, изо всех сил крутя педали, понеслась на «Глэдис» в Бишоп-Лейси. «Глэдис» хорошо относится к Синтии, поэтому, когда мы мчались между изгородями, он слегка поскрипывал от предвкушения.

Я с нетерпением ждала разговора с Синтией. Мы сто лет не болтали.

Но на стук в дверь домика викария никто не ответил. Я повернула ручку и сунула голову внутрь.

В ответ только тишина. Я снова позвала, и мне опять никто не ответил. Должно быть, Синтия вышла.