Карл Великий. Основатель империи Каролингов - Гарольд Лэмб

Возможно, там Карл почувствовал страстное желание увезти с собой некоторые из этих чудес забытой цивилизации. Однако именно в Парме он нашел величайший трофей своего путешествия. Там страдавший от лихорадки сорокапятилетний бритт поднялся с постели, чтобы приветствовать Карла без должного почтения, но с хорошим чувством юмора. Кельт Алкуин, цитировавший Цицерона, прибыл из своей любимой школы в Йорке. Улыбаясь, он отвечал на вопросы Карла.

– Почему ты встал приветствовать короля прежде даже, чем увидел его?

– Потому что я увидел ваше величество там, где вы не существуете.

– Каким образом?

Показав на бассейн во дворце, по которому только что прошел Карл, Алкуин ответил:

– Я увидел твое отражение в этой воде.

– Надо же, я часто видел свое отражение, но не задумывался об этом. – Довольный загадкой, Карл спросил выжидающе: – Как ты догадался, кто я такой?

– Кто еще может идти один впереди всех?

Приказав подать чаши с вином, любознательный франк решил еще порасспрашивать Алкуина. Высокий, не отличавшийся крепким здоровьем бритт возражал, что он всего лишь простой дьякон. Несмотря на лихорадку, подхваченную им в болотах под Римом, он наслаждался прозрачным белым вином. Карл страстно желал, чтобы Алкуин стал преподавать в его дворцовой школе. Алкуин объяснял, что его миссия состоит в том, чтобы привезти обратно шерстяной плащ архиепископа, и что он никогда не смог бы жить вдали от Ла-Манша.

Карл увез его с собой вместе с Павлом, предварительно даровав Алкуину два монастыря с видом на Ла-Манш, куда прибывали паломники из Британии.

Вскоре спокойный кельт стал называть своего государя Давидом. Карлу стало ясно, что в этом ученом из просвещенного Йорка он нашел своего наставника. Хотя Алкуин этого пока не осознал, но его миссией должно будет стать не столько преподавание в дворцовой школе, сколько обучение Карла смыслу вещей.

Через Альпы они отправились к истокам Рейна. Радуясь новым товарищам, Карл продиктовал нежное письмо к Адриану, у которого могли возникнуть различные опасения после отъезда короля франков.

В ответ Адриан возражал: «Мы очень обрадовались, получив твое мудрое письмо, в котором ты пишешь, что твое дело является нашим делом, а наше дело – твоим… Мы верим, что эта истина станет очевидной для всех людей».

Как всегда, после успешного путешествия Карл по пути сделал остановку в Прюме в знак уважения к своей благородной матери. Берта, хоть и была уже пожилой дамой, заполнила свое уединение добрыми делами, собирая богатые урожаи после голодных, неурожайных лет и требуя больше хорошей земли в речной пойме для своих монастырских владений. В Прюме она правила империей в миниатюре. Карл предоставил ей новые земли в совокупности с другими богатыми дарами.

Когда на Рождество у камина велись разные беседы, Карл напомнил себе, как, в сущности, у него мало способностей, как не хватает ему настоящих людей среди собственного народа франков, какие они невежественные и бестолковые. Во Флоренции и Парме он видел настоящую красоту и встречал изобретательные умы. В последние годы беспрестанных путешествий Карл пришел к осознанию своей несостоятельности и тщетности попыток объединить в одно целое разбросанные франкские владения, которые основывались лишь на преданности некоторых людей своему королю.

Алкуин научил его трезво мыслить и правильно рассуждать.

– Память, – определял дьякон, – это способность мозга помнить прошлое; интеллект – это способность постигать настоящее; дальновидность – это способность понимать, что ожидает в будущем.

Держась робко в присутствии подобной мудрости, Карл подумал о том, что прежде всего у него хорошая память. Постепенно с помощью упорного труда он сможет развить у себя некоторый интеллект.

Испытывая недостаток времени днем, Карл использовал бессонные часы ночью. Он хранил под подушкой вощеную дощечку для письма и перо, чтобы при зажженной свече ночью приобрести навык в написании писем своими неуклюжими пальцами. В это время он мог практиковаться, не боясь, что его побеспокоят.

Между тем Карл впитывал знания на слух, потому что ему было трудно собирать их по крохам из писаного текста с тонкой вязью букв и туманным смыслом. Если бы буквы были разборчивыми, а смысл ясен, это было бы нетрудно.

Слушая рассказы ученого из Монте-Кассино, бывшего школьным учителем в Йорке, Карл ощущал гордость и ликование. Он припомнил, что его предок Арнульф, хоть и носил прозвище Орла-Волка, в действительности был решительным и смелым епископом в городе Меце. Несомненно, этот предок творил деяния более удивительные, чем очередная находка кольца в животе рыбы. Он даже мог бы сотворить небольшое чудо.

Стремясь воздать должное своему выдающемуся предку, Карл подал голос и рассказал, что в царствование прославленного Дагоберта Арнульф был в действительности тем, кого все почитали.

– Когда мой предок архиепископ Арнульф пожелал забыть про свое достоинство епископа и отправиться в глушь, сам король Дагоберт вместе с королевой со слезами на глазах умоляли его не разлучаться с ними. И все жители Австразии, хромые, и слепые, и сироты, и вдовы, собрались в Меце у городских ворот и страдальческими голосами молили Арнульфа о том, чтобы он не покидал их, отправляясь в глушь. Но Арнульф мягко напомнил им, чтобы они сохраняли веру в Бога и что Лазарь, каким бы жалким и ничтожным он ни стал, все же был принят ангелами в лоно Авраамово.

Теперь люди начали скорбеть, а Арнульф собирался в путь, когда Господь совершил удивительное деяние в городе Меце. В какой-то степени это можно было бы назвать чудом. В ночь перед тем, как Арнульфу уехать, в амбаре в Меце вспыхнул пожар. Жители сбежались на пожар, но не могли его потушить. В тот самый час у городских ворот ждали лошади, чтобы увезти Арнульфа. «Нет, – заявил Арнульф, – отвезите меня на этот пожар».

Так они и сделали. Все встали на колени, когда Арнульф поднял знамя с вышитым большим крестом. Он поднял это знамя высоко, к самым языкам огня, которые моментально опали. Тогда Арнульф вместе с людьми запел утреннюю молитву, и он отправился спать, не помышляя больше о том, чтобы покинуть город Мец.

У Карла потеплело на душе, когда он увидел мягкую улыбку на лице Алкуина после рассказанной истории и своих собственных маленьких детей, сидевших у очага и не отрывавших от него глаз. Так живо он рассказывал, и в его голосе слышался смех. Ему это доставило удовольствие больше, чем кому бы то ни было. Он не дошел своим мальчишеским умом до того, что рассказал им о вещах, причиной которых он хотел бы быть сам.

Но Карл знал, что не способен на чудеса. И хотя в том году он окружил большим почетом детей Хильдегарды, Карл понимал, что ему никогда не стать великим королем.

У своих очагов его вассалы, сопровождавшие короля в Рим, рассказывали своим слушателям о том, как Карл триумфально правил в Риме. В придорожных постоялых дворах в этой скованной зимой стране паломники рассказывали, как им довелось лицезреть проезжавшего мимо великого короля. В монастырских библиотеках при свете, падающем из окон – свечи запрещалось зажигать рядом с драгоценным пергаментом, – монахи записывали то, что им приходилось слышать о Карле Великом. На юге, в Аквитании, куда Карл больше не ездил, провансальцы и гасконцы на своем жеманном языке интересовались, где может пребывать Шарлемань.