Подари мне нежность - Донна Флетчер

Гонора, широко улыбаясь, шагнула в сторону.

– Ну, как у меня получилось?

Каван схватил ее за талию и притиснул к себе, почти соприкоснувшись с ней губами.

– Ты не убежала.

Слишком поздно он сообразил, что жена не дрожит. К этому моменту она уже успела сильно стукнуть его каблуком по ноге, и Каван отпустил ее, ужасно растерявшись от такого неожиданного нападения. Гонора исчезла в мгновение ока. Куда? Он не увидел.

Дохромав до копны сена, Каван сел и захлопал в ладоши:

– Отлично! Ты выучила урок.

Появившись из соседнего стойла, Гонора шутливо раскланялась:

– Спасибо.

Каван вздрогнул, потому что она тут же метнулась к нему и села на землю, чтобы осмотреть его ногу.

– Извини, но я хотела проверить, получится ли у меня на самом деле и… – Гонора замялась. – Я хотела, чтобы ты мог гордиться мной. – Она стянула с его ноги мягкий кожаный башмак и поморщилась, увидев красное пятно. – Я сделала тебе больно.

– Ты поступила как достойный воин. Я горжусь тобой.

– Правда? – спросила она.

– Правда. А моя нога… Боль несильная, зато теперь я знаю, что моя жена не будет колебаться, если ей придется защищать себя.

– Научи меня еще чему-нибудь, – сказала Гонора, осторожно притрагиваясь к его побагровевшей ноге.

Прикосновение прохладных пальцев к распухшему подъему было очень приятным. Кавану хотелось, чтобы она не убирала руку. Он закрыл глаза. Ее прохладная ладонь легла на синяк, и жар волшебным образом превратился в покалывание. Странное ощущение поползло вверх по коже, достигло паха, и Каван понял – ему хочется, чтобы ее рука оказалась там.

Он вздрогнул и широко распахнул глаза. Чей-то язык лизал пальцы у него на ноге, и Каван ничуть не удивился, увидев Смельчака.

– Нужно перекусить, – сказал он, отпихнув щенка и натягивая башмак.

– А потом будем учиться дальше? – спросила Гонора, расстилая на земле свой плащ и вытаскивая корзинку.

– А ты усердная ученица. – Каван забрал у нее корзинку, помог жене сесть и сам уселся напротив. Гонора раскладывала еду.

– Я даже не представляла, что мне может понравиться поединок.

– Тому, чему я тебя научил, далеко до поединка. В сражении нет времени на мысли, соображения и страх. Ты нападаешь и бьешь до тех пор, пока вокруг никого не останется.

Он вспомнил, как стоял в тот день на поле боя, окруженный врагами, и понимал, что битва проиграна, а сам он может погибнуть. И тут услышал, как Ронан кричит, взывая о помощи, посмотрел, и кровь похолодела в жилах. Ронан, окровавленный, лежал на земле и громко кричал от боли. Каван попытался пробиться к брату. Если им суждено погибнуть, они погибнут вместе. Но меч противника остановил его в нескольких дюймах от брата. Они тянулись друг к другу руками, пальцы их едва не соприкоснулись, но тут их растащили в разные стороны, и они больше не виделись.

– Ты прав, – произнесла Гонора, прервав воспоминание. – Может быть, я не так хороша в битве, но все равно мне приятно знать, что я сумею защититься, если возникнет такая необходимость.

Каван взял ее за подбородок.

– Отчим бил тебя каждый день?

Она побледнела, отшатнулась и обхватила себя руками. Щенок тут же подбежал к ней, чтобы утешить. Каван все понял без единого слова и выругался себе под нос. Сколько страха и боли ей пришлось вытерпеть!

Гонора взяла настырного щенка на руки и уткнулась лицом в его мордочку. Его маленький розовый язычок вылизывал ее щеки, потом она спохватилась, взяла небольшой мешочек и развязала его, вытащив несколько маленьких кусочков мяса для каждого щенка. Все они столпились вокруг и лезли друг на друга, чтобы получить свою долю.

Каван взял ломоть черного хлеба, терпеливо дожидаясь ответа.

Гонора молча протянула ему кусок сыра и разрезала яблоко, поделив его пополам, но потом все же заговорила:

– Он бил меня часто.

– Ты не хочешь об этом говорить?

– А о чем тут говорить? У Калума тяжелая рука, вот и все.

– Он не должен был тебя бить, – возмутился Каван.

– Правильно это или неправильно, но так поступают многие мужчины, а женщинам остается только выживать.

– Я никогда не подниму на тебя руку.

– Я знаю, – сказала Гонора, протягивая ему еще ломтик яблока.

Каван удивился ее категоричному ответу. Что заставило ее без тени сомнения думать, что он никогда не станет бить ее?

– Почему ты так решила? – полюбопытствовал он.

– Ты благородный человек.

Каван отряхнул руки.

– Не будь такой уверенной.

– Я знаю, – настойчиво повторила Гонора.

– Ты не можешь знать меня настолько хорошо, чтобы предполагать такое, – заспорил Каван.

– Это не предположение, это факт.

– Как это? – в замешательстве спросил Каван.

– Ты устроил выволочку моему отчиму за то, что он меня ударил. Если бы ты не считал его поступок отвратительным, то просто не обратил бы на это внимания.

– Ты забываешь, что ты моя жена, – напомнил ей Каван.

– И как жена оказалась под твоей защитой. Только благородный человек поступит так, как ты.

Образ Ронана, их почти соприкоснувшиеся пальцы, отчаянный ужас в его юных глазах… Воспоминание хлестнуло Кавана, словно ему дали пощечину, и он быстро отвернулся.

– Я не благородный человек.

– Не нужно отрицать правду.

– Ты сама не знаешь, что говоришь… – Каван вскинул вверх руку, чтобы она замолчала. – Не желаю больше ничего слышать.

– Почему ты отказываешься слушать?

Каван пригвоздил ее к месту сердитым взглядом.

– Почему ты говоришь, если я приказал молчать?

Гонора опустила голову.

– Прости. Мне показалось, что мы разговаривали на равных.

Ее вежливое обвинение невольно вызвало у Кавана усмешку.

– Так и есть.

Гонора, улыбнувшись, подняла голову:

– Честный ответ на честный вопрос?

Прежде всего Кавану нужно было восстановить дыхание. Ее улыбка, ее фиалковые глаза, загорающиеся радостью, ее сочные розовые губы, ее подбородок, вздернутый Ровно настолько, чтобы казаться торжествующим, – все это просто губило его. На какое-то мгновение Каван увидел женщину, в которую Гонора пыталась превратиться – женщину достаточно сильную, чтобы высказать свои мысли, не опасаясь последствий. Как ни странно, именно он Каван, помог ей сделать первые шаги на пути к этой силе, и это доставляло ему искреннее удовольствие.