Вивьен Вествуд - Вивьен Вествуд

Вивьен, Малкольм и мальчики недолго играли в семью. Вивьен, изможденную, работающую на пределе, в школе снова стали называть «мисс», правда, «мисс Вествуд». Малкольм занимался искусством, политикой, увлекался ситуационизмом и, насколько мог, между делом вел домашнее хозяйство. О мисс Вествуд в школе вспоминают как о замечательном, хотя и чуждом условностям преподавателе. Одна коллега говорила, что Вествуд «могла бы стать самым замечательным учителем начальных классов», который у них когда-либо работал. «И совсем я не такая, – отмахивается Вивьен. – Было вот как: одно время я заменяла другого учителя в школе на Олд-Кент-Роуд, в Брикстоне, в Стрэтеме. В классе было 80 человек. Они мне нравились, а я нравилась им. Правда, я их мало чему научила. Бывало, некоторые дети танцевали на партах. Там был малыш Тони Хоган из Ирландии, с ним было больше всего проблем. В основном в классе учились дети с Ямайки. Я была очень политизированной, поэтому не строила детей, считая, что шалопаи правы. Помню, был еще Лерой, который сидел и распевал: «Сучка, сучка, сучка», зато все примеры решал правильно. Я его обожала. Однажды я вывезла их на природу, и Лерой был потрясен: он никогда не видел высокой травы». В те счастливые времена, когда в школах еще не ввели Национальную программу обучения и меры защиты здоровья и безопасности детей, учителя начальных классов обладали огромной свободой выбора: чему учить, как это делать и где. Вивьен, например, пошла с восьмилетками на немую классику кинематографа – «Броненосец «Потемкин», она часто водила их в ближайший парк, где они ели ягоды прямо с кустов и узнавали новое о природе, а однажды даже уговорила Малкольма повезти их на автобусе за город.

Макларен, как и в юности, когда жил в Стоук-Ньюингтоне, уплетал жареную картошку с мясными рулетами, а Вивьен сделалась вегетарианкой, стремясь не только изменить образ жизни, но и сэкономить. Она даже отправляла Макларена и мальчишек собирать одуванчики, чтобы потом варить из них кофе наподобие того, что пили во время войны. И все же к середине 1968 года она, работающая мать, дошла до крайности.

«Вот как я в итоге перебралась жить в фургончик. Летом 1968 года Бен и Джо месяц жили у бабушки. А мы с Малкольмом отдыхали во Франции, в палатке у моря. А когда вернулись, Джо меня не узнал. Мне пришлось сразу с начала четверти выйти на работу, а Джо отправился в ясли. Прошло две недели, и вот я прихожу его забирать, а он сидит и не шелохнется. Он полностью эмоционально закрылся. Лишь несколько часов спустя Малкольму удалось заставить Джо улыбнуться. Я рухнула на колени и стала благодарить Бога, а на следующий день пошла на работу и подала заявление об уходе, сказав, что увольняюсь немедленно, потому что мне нужно сидеть с детьми. Так мы остались без денег, без средств к существованию. Мы больше не могли платить за квартиру. Какое-то время я пробовала пожить вместе с Дорой, но наши методы воспитания очень сильно разнились. Если Джо что-то ломал, ей хотелось его отшлепать, а у нее была куча безделушек, до которых Джо мог легко добраться, но мама не хотела убирать их подальше. Мы с ней ссорились. И тут папа сперва предложил нам пожить в гараже, а потом ему пришла идея поселить нас в их фургончике в Престатине».

Без сомнения, Вивьен – одна из немногих людей в мире моды, которым известно, что такое бедность. Семья постоянно ее поддерживала и даже подкидывала кое-какие деньги, но Вивьен настойчиво повторяла, что сама должна отвечать за своих сыновей и за сделанный выбор, так что вскоре она согласилась поселиться в фургончике и отправилась в ветреный приморский городок Престатин в Уэльсе. Вивьен забрала Бена из школы, рассчитывая с детьми полностью жить на пособие («шесть фунтов в неделю плюс занятие собирательством на рынках»), своим умом и самостоятельно. Вивьен собралась и уехала, обретя самостоятельность и даже творческий оптимизм, несмотря на крайне тяжелые жизненные обстоятельства: в этом проявилась важнейшая часть ее натуры. Здесь, возможно, мы и найдем ключ к пониманию ее бесстрашия и последующего безразличия к коммерческому успеху и похвалам критиков. «Я только могу постараться сделать все как можно лучше, – говорит Вивьен. – Иногда и вправду только это можно сказать или сделать… Помню, Джо учился ходить, держась за стены фургончика…»

Кемпинг, располагавшийся около фермы Тэн-и-Рого рядом с Престатином и выходивший к устью реки Ди, выглядел уныло. Бен помнит, каким маленьким казался фургончик даже ему, семилетнему мальчишке, в нем не было ни проточной воды, ни отдельных спален. И все же ему казалось, что фургончик волшебный, как любой цыганский фургон, и что мама придумала для них приключение и соответствующие декорации. Будучи дипломированным учителем, Вивьен имела право не отдавать Бена в школу; так они и жили – все вместе, втроем, и Вивьен устраивала сыновьям импровизированные прогулки по полям вместе с уроками природоведения и водила их в походы за дикими овощами и фруктами. «Помню, в мой день рождения бабушка Дора прислала торт. Как я был счастлив! Почти весь съела мама, но я был не против. Надо сказать, с ней я никогда не чувствовал, что мы боремся за существование. Я просто знал: жить с мамой ужасно интересно». Вивьен с детьми испытывали серьезные финансовые затруднения, и неясно было, сколько они так протянут, но ее утешало, что они живут на природе и у нее много времени на размышления. Вивьен читала романы Харди и вязала, она проводила с детьми гораздо больше времени, чем если бы вела обычную жизнь или занималась своей карьерой. Дважды ее в Северном Уэльсе навещал Малкольм, и они разговаривали о будущем.

Пока Вивьен, мать-одиночка, обитала в фургончике, Малкольм, не говоря ей ни слова, женился. Позже он объяснял, что это был фиктивный брак, чтобы помочь сокурснице получить визу и остаться в Великобритании, и что она заплатила ему даже по тем временам совсем не по-королевски, всего 30 фунтов, которые нужны были ему для создания студенческого фильма «Оксфорд-стрит». «Я нисколько не переживала, – говорит Вивьен. – Мы оба не обращали внимания на условности, и я даже не очень-то поверила ему». Вполне возможно, что побудительным мотивом Малкольма было в очередной раз показать Вивьен, какие смешанные чувства вызывает в нем семейная жизнь, а когда чуть позже, в том же году, они снова сошлись, Малкольм убеждал друзей, что сделал это только ради Джо, чтобы того «не воспитывали узколобыми пролетарскими методами, как в свое время воспитали Вивьен».

Одежда в стиле магазина «Let It Rock», 1973. Возрождение интереса к рок-н-роллу

Вивьен приняла предложение Малкольма вернуться в Лондон и поселилась с ним сначала в съемной комнате на Кавендиш-Роуд в районе Клэпхем, а потом перебралась в квартиру в стиле ар-деко, которую Малкольм нашел неподалеку от жилища Розы в Клэпхем-Саут. Ранней весной 1969 года Вивьен, Джо, Бен и Малкольм переехали в квартиру в Серли-Корт, 10, на Найтингейл-Лейн. Она переехала оттуда лишь относительно недавно, и до сих пор квартира остается за ней, причем обстановка в ней сохранилась та же, что во времена их жизни с Малкольмом. Постепенно плата за квартиру на Найтингейл-Лейн легла на плечи Вивьен, а взамен Малкольм, как обычно, просвещал ее. «Вообще, какое-то время мы жили счастливо», – говорит Вивьен. Она снова стала работать в школе и могла отдавать 3 фунта и 10 шиллингов в неделю за их двухкомнатную квартиру. Жилье было тесным по меркам и того, и нашего времени, и Малкольм, несмотря на свои радикальные взгляды, вскоре предложил устроить мальчиков в школу-интернат. Вивьен, потерпев неудачу в первом браке, всеми силами старалась, чтобы на этот раз все сложилось хорошо, тем более что была привязана к Малкольму эмоционально и интеллектуально. У них имелись шансы на успех. Время от времени помогали родственники с обеих сторон: за углом жила Роза, Дора и Гордон каждое лето забирали к себе мальчиков с самого нежного возраста. На маленькой кухоньке в стиле ар-деко, выложенной зеленой плиткой, Вивьен совершенствовала свои навыки в приготовлении макробиотических и вегетарианских блюд, которые с тех пор всей душой ненавидят ее сыновья. Малкольм то приходил, то уходил. Джо Корр, сейчас сам крупный игрок в мире моды, объясняет это так: «Долгие годы Малкольм пытался извиниться за то, каким он был отцом, и объясниться со мной. Правда, по-настоящему у него это так и не получилось. Мне кажется, он прошел множество стадий, стараясь разобраться, кем он пытался быть, причем я никак не вписывался в его окружение, да и мама не всегда вписывалась. По-моему, почти все это у него из детства. Сейчас я это хорошо понимаю. Думаю, он постоянно пытался примириться со своим загубленным детством. Он часто слонялся где-то без дела и в итоге однажды так и не вернулся».