Водоворот - Фруде Гранхус

– И все-таки мне это не нравится.

Опять раздался шум. Кто-то бродил по комнате. Прижимаясь к двери, Рино, конечно, рисковал, но в то же время, спрятавшись за пилу, он точно упускал возможность все разузнать. Он решил остаться.

Опять раздался тот же голос:

– И мы все еще уверены насчет ключей?

Рино попытался что-то разобрать в том шуме, который раздался после этой фразы, но, похоже, они просто обсуждали, что кто-то из них неосторожно повел себя с ключами. Хотя сам Рино мог бы стать ярким доказательством того, что в их тайную комнату для собраний запросто можно проникнуть безо всяких ключей. А судя по доске, которой был прикрыт ход, он был отнюдь не первым, кто сюда пробирался.

Женщины еще какое-то время обсуждали ключи, потом Рино почувствовал запах кофе. Они болтали о разных мелочах, но постепенно разговор перешел на последние происшествия.

– Наш невидимый мститель, – раздавшийся смех доказывал, что они не очень-то сожалели о случившемся.

Женщины снова заговорили, и Рино подумал, что, похоже, они ничего не знают. Он был удивлен.

Раздался строгий голос:

– Ренате, теперь твоя очередь.

Болтовня стихла. Все смотрели на Ренату Оверлид.

– Что ты чувствуешь? – Тот же строгий голос, немного гнусавый и очень пронзительный.

– Вся эта история с полицейским меня взволновала.

– Это понятно, а раньше?

Тишина.

– Все-таки он отец Томми… и, возможно, мысль о том, что когда-нибудь мы…

Снова раздалось перешептывание.

– Но, в то же время, он это заслужил.

Перешептывание усилилось и слилось в какую-то коллективную мантру.

– Я… – Ренате заплакала, и он подумал, что остальные женщины окружили ее, чтобы утешить. – Все-таки очень страшно, что кто-то настолько извращенно воспринимает наше возмущение. Когда эта мысль пришла мне в голову, я очень испугалась, потому что это должен быть кто-то знакомый, кто-то, кто видел, как страдает Томми от недостатка…

Она снова заплакала.

– Он заслужил, он определенно это заслужил.

Она почти выкрикнула последние слова и, всхлипывая, попыталась совладать со своим голосом.

– И я надеюсь, что каждую секунду, которую он провел там, он думал о Томми…

– Думаешь, это изменит…

– Кима? Нет. Этот мешок дерьма только могила исправит. К тому же слишком поздно. Если бы он попытался сблизиться с Томми сейчас… Томми очень закрытый мальчик. У него ничего бы не вышло.

Рино почувствовал, что одна нога у него затекла, осторожно двигаясь, он попытался размять ее.

– К тому же я не уверена, что хочу этого: чтобы он приплыл к нам на всех парусах и стал изображать из себя суперпапу. Думаю, и Томми не сможет перестроиться. Он знает, что его отец – неудачник.

– Он пытался с вами связаться, я имею в виду, после того, что случилось?

Была полная тишина, и он подумал, что Ренате покачала головой.

– Все это настолько безумно… профессионально, – раздался другой голос. – Эти рисунки, которые разместили так, что не смотреть на них невозможно.

– Как будто их нарисовали сами дети, – добавил кто-то другой.

– Не знаю…

– Что, Вигдис?

Рино решил, что Вигдис – это бывшая жена Оттему, Вигдис Закариассен.

– На самом деле я не уверена, что Нильс заслужил смертный приговор. К тому же еще неизвестно, смогут ли ему спасти руку. По-моему, все зашло слишком далеко. Кто следующий, вы думали? Ина? Может быть, Гуннар? Представь, если мститель отрубит ему руку, неужели ты решишь, что это справедливое наказание?

– Но подумай о детях, Вигдис.

– От того, что его отец станет уродом, Кристеру легче не будет. И раз уж полицейские добрались до Ренаты… я боюсь, они выйдут на нас. Может быть, завтра они придут ко мне?

– И что, Вигдис? Разве это ты поджарила его руку?

– Нет, но, возможно, в итоге именно я окажусь в тюрьме. И получу, в таком случае, двойное наказание.

– Что ты хочешь сказать?

– Не знаю, может быть, нам всем стоит пойти в полицию и раскрыть наши карты?

– Какие карты, Вигдис? Какие карты мы им раскроем? Никто из нас не имеет никакого отношения к этим преступлениям.

Снова тишина.

– Верно, Вигдис?

– Не знаю. Сказать по правде, я не знаю.

Это признание было встречено громкими протестами, он слышал, как они ходили по комнате, а потом кто-то из них взялся за ручку двери, ведущей в мастерскую.

Его звали Эдмунд, он скитался по свету в поисках работы. Как-то на одной из случайных подработок он познакомился с девушкой по имени Андреа, которая позже стала его женой. Он нанялся скотником на ферму, где робкая застенчивая девушка служила домработницей. И ее откровенное равнодушие пробудило в нем что-то животное – наверное, инстинкт охотника, завоевателя. С первого взгляда, когда она не смогла отвести глаз, он понял, что она в его власти, у нее не хватит сил противостоять. Порой, конечно, в редкие короткие мгновения, он ее даже ненавидел, ведь когда она что-то изменяла в своих повседневных делах, ему становилось труднее следить за ней. Но как только она против своей воли отвечала на его улыбку, в его душе рождалось вожделение, которое он с трудом сдерживал. Он бросил работу и стал ее тенью – бродил за ней по пятам круглосуточно. И, как только представилась возможность, притворился нежным, любящим и понимающим, заставил ее расслабиться и покориться. Скоро она оставила все попытки избавиться от него, у нее попросту опустились руки. Встревоженным хозяевам ничего не оставалось, как предложить ей поискать счастья в другом месте, уверяя ее, что им очень жаль с ней расставаться, но уехать нужно ради ее же блага. Они рекомендовали ее хозяину небольшого рыбного завода в соседней коммуне, заплатили за лишний месяц и тепло распрощались. И Андреа, которая к семнадцати годам уже успела стать матерью, подхватила свою маленькую дочь и уехала. На следующий день уехал Эдмунд. Прямо во время кормления телят он отбросил вилы в сторону и ушел, предоставив хозяину самому прийти к логичному выводу, что он не вернется. Он нашел ее через несколько недель, пару дней просто наблюдал, не показываясь. Это была все та же Андреа, без сомнения, только она стала взрослее, или, скорее, он заставил ее повзрослеть, потому что теперь она уже не опускала глаза и не пряталась. Наоборот, уверенно улыбаясь, она подавала кофе и вафли рабочим, улыбаясь, принимала комплименты и изящно парировала остроты. Он наврал про свой опыт и получил пробную работу. Однажды, когда она пробиралась между столами с подносом в руке, он взмахнул разделочным ножом и поприветствовал ее. Кофе разлился по бетонному полу, чашки разлетелись по всем углам – она поняла, что он нашел ее. И в этот момент что-то в ней погасло, что-то увяло, как трава поздней осенью. Она стала реже улыбаться, а если и улыбалась, то лишь уголками рта. Андреа больше не отвечала на флирт рабочих, как будто перестала находить его забавным. Она стала той же застенчивой и робкой девушкой, опять превратившись в игрушку Эдмунда. А игра все сильнее напоминала насилие, и через пять недель их застали с поличным в одной из контор. В тот же день их уволили, и она могла поклясться, что в момент отъезда Эдмунд прятал довольную улыбку. Через четыре недели она поняла, что беременна. И что теперь ее жизнь в его руках.