Книга о Небе - Кодзиро Сэридзава

Я хотел спросить у Б., в чем, собственно, дело, но оказалось, что он тоже плачет. Да что это?

Наступил антракт, оркестранты удалились, но когда они вновь появились, слушатели опять заплакали.

Чем это объяснить? Может быть, так проявилась скрытая в душах русских, на первый взгляд выглядевших такими спокойными, их скорбь и печаль? Неужели русские настолько несчастны? Так и не найдя ответ на этот вопрос, я на следующий день улетел в Париж.

В Париже меня ожидала радость: мой товарищ, с которым некогда мы вместе вели тяжелую борьбу с туберкулезом, оказался жив и здоров. Я попал в рай, где повсюду слышалась прекрасная музыка «либертэ» (свободы), «эгалитэ» (равенства), «фратернитэ» (братства).

Однажды мой товарищ М. с улыбкой сказал:

— Революции совершались и у нас и в России, но в нашей стране народ, каждый человек в отдельности, получил при этом сокровища свободы, равенства и братства и на вечные времена создал Райский мир. А в России революцию совершила немногочисленная группа людей, стоящих наверху, они преследовали свои корыстные, эгоистичные цели, а народ пребывает в спячке, поэтому в России ад так и остается адом.

Слова его сопровождались райской музыкой с неба, тихим тенором выпевались слова, которые я когда-то слышал:

И жизнь, и смерть —

Это только день.

Один день.

Остается только

Прожить его, радуясь.

Что такое? Это мои стихи! — подумал я, и тут…

— Да, это так. — Передо мной возник гениальный Жак вместе со множеством друзей; хором напевая те же слова, они обратились ко мне:

— Успокойся! Ты сможешь жить, как человек Райского мира.

Небесный хор звучал так красиво, что я не прислушался к этим словам.

Летом этого года моя душа получила приглашение от Великой Природы: «Я совершу Великую Уборку в огромной стране, в России, и дам многим народам независимость, так что тебе надо взглянуть на это». Душа пустилась в путешествие и, опустившись на московской площади, прежде всего изумилась: множество мужчин и женщин заполнили площадь. Все это были россияне, но не те грустные и тихие, которых я видел раньше, а похожие на обычных европейцев.

Уже по одному этому я понял, что Россия изменилась, и удивился, но моей душе было некогда восхищаться столь великими переменами — она поспешила в Крым.

Потому что там был арестован президент Горбачев, который был моим братом в прежней жизни, и его жена.

Великая Природа поручила мне миссию — донести до него, что он будет спасен, если его сердце переменится и станет не высокомерным сердцем президента, а сердцем обычного человека.

И душа моя, достигнув Крыма, стала предпринимать усилия, чтобы превратить сердце Горбачева в сердце обычного человека.

Хоть на самом деле это достаточно просто, душе, испорченной властью, кажется, далось это с трудом.

Моей душе пришлось предпринять огромные усилия, чтобы довести до его сознания, что ни государство, ни народ не принадлежат ему, что он избран народом и облечен властью, хотя вообще-то он самый обычный человек, которому повезло.

Что ни говори, а человек — жалкое создание.

Итак, Горбачев изменился и поэтому, пожалуй, мог действовать снова в качестве президента. Я решил подождать его возвращения из Крыма в Москву, но тут моя душа получила приказ от Великой Природы:

— Твоя миссия окончена. Тебе следует вернуться.

— Подождите немного. Чтобы я по крайней мере увидел их отъезд из Крыма… Подождите!

— Они оба наверняка смогут уехать в Москву. Это говорит Бог. Успокойся!

— Разрешите все же побыть здесь, пока они не отправятся в Москву. Прошу!

— Нет, вскоре они оба смогут отбыть в Москву. Поспеши!

— А где же те ворота, через которые я смогу вернуться на родину?

— Глупец! Ворота для твоего возвращения — разве они не повсюду?

— За какими же из этих ворот меня ждет мое тело, в которое я войду?

— Входи в любые ворота! — сердито прокричала она.

Не знаю, в какие ворота вошла моя душа, но очутился я в столовой нашей дачи, и как раз в этот момент по телевизору показывали, как Горбачев возвращается в Москву.

Это был не прежний бодрый президент Горбачев, а усталый, постаревший человек…

А, оказывается, он смог наконец вернуться в Москву! — вздохнул я, и вдруг меня одолели сомнения: а какое сегодня число и где я, собственно говоря, был?

За окном слышался красивый небесный хор. Я прислушался:

Просто радуясь

Дням, которые мы проживаем,

Радуясь рассветам и закатам,

Бог тоже

Улыбается.

Кажется, это была часть стихотворения, записанного мною в тетрадь?

Слезы сами собой навернулись на глаза: где я был, какое сегодня число?.. — одолевали меня вопросы.

В это время дочь привела юношу Юкинагу и его почтенную матушку, они пообедали у нас, а когда собрались возвращаться в Токио, я спросил их, и они подтвердили: да, так и есть! Сегодня 22 августа.

После обеда дочь отвезла их на машине до станции Каруидзава. Расставшись с ними в саду, я остался отдыхать на стуле в тени деревьев, но, возможно, оттого, что я своими глазами увидел, как юноша Юкинага заботливо обращается со своей молодой мамой, я впервые подумал о том, что и мне следовало бы выполнить свой сыновний долг по отношению к родителям, на которых я так долго держал обиду.

Меня бросили в младенчестве, я рос, не зная ни родительской любви, ни даже лиц отца и матери. И хотя после моей женитьбы родители стали навещать меня, как бы они ни старались, для меня они оставались чужими. А сейчас я не только сожалею о том, что почему-то не мог порадовать их, но и от души благодарен своей жене, которая всегда вручала им конверты с деньгами, говоря, что это деньги на образование младших братьев.

А тем временем ласковый, легкий ветерок погладил меня по лицу и донес до меня шепот деревьев в саду:

— Ну, давайте все вместе порадуем учителя… Приготовиться! Раз, два, три…

И тут послышался тихий, чудный хор деревьев.

Направившись по приказу Великой Природы в Истинный мир, я, закончив дела, бродил в надежде встретить Жака, раз уж я оказался здесь. И вдруг меня окликнули:

— Постойте!

Этого человека я помнил в лицо, но не мог припомнить его имени. Он, тоже пристально взглянув на меня, наконец вымолвил:

— Послушай-ка! Ты, кажется, учился в лицее… И жил в общежитии Первого лицея в Токио на Хонго…