Терское казачество. Вспомним, братцы, про былое - Владимир Коломиец

Торопясь покончить с Карсом, Муравьев решил овладеть им приступом, однако кровопролитный штурм успеха не имел.

Непреклонная решимость Муравьева продолжить осаду Карса спутала все расчеты турок, надеявшихся, что русские снимут осаду с наступлением холодов. В последних числах октября начался снегопад. Снег завалил все проходы через Соганлуг, так что опасность движения турецких войск от Эрзерума отпадала.

Предоставленный собственной участи гарнизон Карса терпел большие лишения, и 16 ноября, когда исчезла надежда на выручку, крепость капитулировала.

Осада Карса длилась 108 дней. Из 30-тысячного гарнизона Вассиф-паши к моменту сдачи осталась половина. За время осады 8500 турок было убито и умерло, 2 тысячи взято в плен и до 3 тысяч бежало. Из сдавшихся 6500 иррегулярных были отпущены по домам, а 8 тысяч регулярных войск объявлены военнопленными, среди них и главнокомандующий мушир Вассиф-паша с восемью другими пашами. Трофеями были 12 знамен, 50 значков, 136 орудий. Муравьеву за это был пожалован титул графа Карского.

Узнав о падении Карса, Омер-паша отступил в Батум. Сдачей Карса и отступлением Крымской турецкой армии и закончилась кампания 1855 года, а вместе с ней и Восточная война…

349 дней севастопольской обороны обошлись русской армии в 128 тысяч человек, из которых 102 тысячи пало на укреплениях и 26 тысяч – в полевом бою. Союзники лишились 70 тысяч человек, не считая больных.

1 января 1856 г. Горчаков, назначенный в Польшу взамен ушедшего на покой Паскевича, сдал армию генералу Лидерсу, однако герой Трансильвании ничего уже поделать не мог.

В феврале 1856 г. в Париже начались переговоры о мире. 18 марта (по другим источникам 19 февраля 1856 г.) мирный договор был подписан. Россия теряла часть Дуная и часть Южной Бессарабии. Черное море объявлялось нейтральным, в результате чего Россия должна была ликвидировать там военный флот, базы и арсеналы. Севастополь был обменен на занятые русскими войсками турецкие крепости в Закавказье. Самой тяжелой была потеря влияния России на Балканах.

А в мае в Царском селе происходил высочайший смотр казаков Собственного Его Величества Конвоя, уходящих на льготу. Погода была теплая, с солнцем. У Екатерининского дворца было много гостей. Белели шляпки высокородных дам, пиджаки сановников, блистали мундиры офицеров и прочих гостей.

Командир конвоя и штабс-офицеры на белых конях ждали государя. Зуд гордости и чванства в торжественную минуту особенно велик. Когда зазвучала труба и священник из верхних окон дворца вознес: «Спаси, Господи, люди твоя», начальник Конвоя поскакал навстречу государю. Бездыханно вросли в землю казаки, слушая царское поздравление:

– Конвой честно и верно служит своим царям и Родине как в походах, так и в мирное время, – обратился к ним Александр. – Предки мои ценили вас, как и я, беззаветную преданность кубанских и терских казаков Конвоя. Уверен, что и грядущие его поколения будут служить по примеру своих славных предков. Благодарю прежде служивших и ныне находящихся в строю Конвоя за службу.

Дружными криками «Ура!» со стороны казаков были покрыты благодарственные слова государя.

Многое уже видел за службу в Конвое терский казак Григорий Кульбака, но в этот момент трепет охватил его душу и неожиданная слеза навернулась на глаза. Это ведь и его три года службы в Конвое отражены в словах благодарности императора, который продолжал:

– За верную вашу службу, казаки, мое сердечное спасибо.

«Да, это и мне спасибо», – подумал Григорий и стал вспоминать. Уже на второй год службы он привык к царским особам так, как привыкают казаки к станичному атаману. Уже тогда он заслужил от царя улыбку и вопросы: «Как служится? Откуда, братец?».

Птица удачи коснулась своим крылом Григория и уже при новом царе. В прошлом году только и было разговоров о нем – терском казаке, которому оказал свое внимание сам молодой император.

«Ну, и что из этого? – думал Григорий. – Дурацкая получилась тогда ситуация, ну совершенно дурацкая. А царь заметил, и меня поощрили, теперь я – урядник».

«Но что из этого? – снова подумал Григорий. – Что я раньше видел в станице? Бахчу в степи, скотину во дворе, скачки, базар где-то в станице или городе. Тут вокруг сиятельные особы, камер-пажи, царская родня, а мне так хочется домой, на Терек, в родную станицу».

На высокой красивой лошади царь Александр II казался еще меньше, чем на земле. Не было в нем отцовской внушительности, и только глаза, как знал Григорий, большие, крупные.

Приятно было, что при словах благодарности «прежде служивших» государь полуобернулся в сторону, где стояли старики с пышными бородами, а «нынешним» – он как бы посмотрел в его сторону. Все вокруг внушало почитание, все говорило подданным: никакого другого порядка в русской истории не было и не может быть. Глядите на нас и знайте: другого никогда не будет!

Трижды проходили конвойцы церемониальным маршем посотенно на шагу, рысью, наметом, и все присутствующие махали им руками. Когда фронт снова выстроился, император подошел к столику и принял из рук начальника Конвоя чарку вина и произнес следующие слова:

– За дальнейшую славу Моего Конвоя, за здоровье прежде в нем служащих и за ваше здоровье, казаки!.. Ура!

А затем конвойцы показали фокусы джигитовки «при всем Петербурге». И чего только они не вытворяли на сытых кабардинских конях! И двое на одном, и трое – на двух, и боролись на скаку, и падали вниз. Клали коня на землю, подбирали раненого и, как в станицах, хватали с земли монеты.

– Ай да казаки! – неслось из толпы.

А казаки, жмурясь от солнца, еще более рьяно носились по кругу, думая про себя: «Глядите, вы – шляпки и белые пиджаки, это вам не ликеры попивать. Кто еще так может?»

Вечером конвойцы пригласили гостей на шашлыки. Обмывали награды и подарки, полученные от государя и величественных особ. Шутили и рассказывали байки. Обид не было, хотя обедали врозь, старшие чины – в зале с золотыми люстрами и росписью, нижние чины – в отдельных комнатах казармы.

Окончилась Крымская война. Войска стали возвращаться домой, в том числе и на Кавказ. А здесь обстановка была неспокойной. Главными пунктами беспокойства оставались Западный Кавказ, а также часть Чечни и Дагестан, где после экспедиции в Грузию продолжал свои рейды Шамиль. И хотя неудачи преследуют его одна за другой и он сам начинает чувствовать, как меркнет его слава, он не остается в бездействии и продолжает свои набеги. Поэтому основные усилия кавказских войск теперь направляются на его подавление.

В 1856 году главнокомандующим на Кавказ назначается князь Барятинский, молодой еще военачальник, талантливый администратор, командовавший до этого левым флангом Кавказской линии. С этого года главные силы Кавказской армии направляются на окончательное покорение Кавказа.

Князь Барятинский предписал продвинуть правый фланг Кавказской линии к Майкопу и все занятое пространство заселить казаками. Задачу покорения Чечни он поручает генералу Евдокимову, и уже летом этого года ряд наибов Малой Чечни изъявили покорность. В 1858 году предпринимается покорение Большой Чечни. Евдокимову поручается демонстрация, сам же Барятинский предпринял поход в Аргунское ущелье, блестяще удавшееся. В эту кампанию имели место ряд сражений, в одном из них, при штурме аула Кишури, был убит начальник Кавказской гренадерской дивизии генерал Вревский.