Злой волк - Неле Нойхаус

– Но это ведь только временное решение, – сказала Эмма вопреки своему убеждению.

– Ты так считаешь?

Она увидела в его глазах скептическое выражение.

– Да, я чувствую себя здесь довольно комфортно, – согласилась она, – но я могу понять, что для тебя это странно. Если ты опять получишь какое-то назначение за границей, я с детьми пока могу остаться здесь, а если ты будешь работать в Германии, мы подыщем себе что-нибудь подходящее.

Наконец улыбка коснулась его глаз. Было видно, что он испытал настоящее облегчение.

– Спасибо тебе за понимание, – сказал он и опять стал серьезным. – В ближайшие недели должен решиться вопрос о дальнейшей работе, и тогда мы сможем строить планы.

Он ушел в спальню, чтобы упаковать свой чемодан, так как должен был отправляться с докладами в новые федеральные земли. Даже если он опять уедет на пару дней, то Эмме будет легче на сердце, чем в течение последних нескольких недель. Она положила обе руки на живот.

Еще пять недель, и на свет появится малыш.

Наконец Флориан признался, что чувствует себя здесь дискомфортно, после того как почти перестал с ней разговаривать, за исключением повседневного обсуждения всяких мелочей.

Все будет хорошо.

Через полчаса они прощались, и ей удалось справиться с порывом вцепиться в него и больше не отпускать.

– Я позвоню тебе, как только буду на месте. О’кей?

– Да, хорошо. Удачной поездки!

– Спасибо. Береги себя.

Чуть позже он с шумом сбежал по деревянной лестнице вниз. Входная дверь открылась с тихим скрипом из-за несмазанных шарниров и закрылась мягким хлопком.

Эмма вздохнула и отправилась в их домашнюю прачечную. Может быть, она стала слишком чувствительной. Корина наверняка права: для Флориана вся ситуация, в конце концов, тоже не так уж проста. А когда появится ребенок…

Эмма открыла дверь в прачечную и стала поворачивать старомодный переключатель, пока не раздался треск и на потолке не вспыхнула неоновая лампа. Через верхний люк немного дневного света попадало в помещение, в котором стояли стиральная машина и сушка. Через всю комнату были натянуты бельевые веревки. Пахло стиральным порошком и кондиционером для белья. Сортируя горы белья на темное, светлое, предназначенное для кипячения и для деликатной стирки, она мыслями вернулась в прошлое, когда их отношения только зарождались. Когда они с Флорианом обнаружили в те давние времена, что они оба из Таунуса, это обстоятельство добавило им на чужбине немного чувства родины. Находясь у черта на куличках, они странным образом нашли общих знакомых, что стимулировало их близость, которой на самом деле никогда не существовало. У них не было времени, чтобы по-настоящему узнать друг друга, так как уже через пару недель она забеременела, и они на скорую руку отпраздновали в палаточном лагере свадьбу, потому что Флориан должен был уезжать в Индию. В течение нескольких месяцев они обменивались только мейлами, и она влюбилась в человека, которого представляла себе за красивыми фразами, критическими размышлениями, словами, полными чувств и страстных желаний. Он писал об искренности и доверии и о том, как он счастлив, что нашел ее. Но когда он оказывался рядом с ней, все было иначе. Их разговоры были поверхностными и никогда, даже приблизительно, не имели того содержания, глубины и сердечности, которые сопровождали бесчисленные мейлы. Она всегда ощущала легкий оттенок разочарования, препятствие и подсознательный страх перед тем, что может досаждать ему своим желанием близости и нежности и предъявлять слишком высокие требования. Объятия никогда не продолжались столько, сколько хотелось ей, поэтому она не могла насладиться ими, каждую секунду ожидая, что он отпустит ее, и между ними возникнет прежняя дистанция. Ему никогда не удавалось вселить в нее ощущение защищенности, которого она жаждала каждой клеткой своего тела.

Эмма верила и надеялась, что это придет со временем, что он откроется ей и поймет, чего она от него ждет, но этого не происходило. А с тех пор, как они поселились здесь, в доме его родителей, она больше, чем прежде, понимала, что вообще по-настоящему не знает своего мужа.

– Ах, черт возьми, ты слишком много об этом думаешь, – одернула себя Эмма. – Он такой, какой есть.

Она взяла джинсы, вывернула их наизнанку и сунула руку в карманы, чтобы не выстирать случайно оставшиеся в них монеты, бумажные носовые платки или ключи. Ее пальцы наткнулись на что-то скользкое. Она вытащила это из кармана и оцепенела. Не веря собственным глазам, Эмма пристально смотрела на вынутый из кармана джинсов предмет, и ее разум отказывался понимать всю значимость находки. Сначала ее охватил жар, потом пронизал ледяной холод, ее сердце сжалось, и в глазах закипели слезы.

В долю секунды с молниеносной быстротой обрушился весь ее мир. На ее ладони лежала вскрытая упаковка презервативов. Но содержимое в ней отсутствовало.

«Добрый день, фрау Херцманн. Ваш мобильный телефон, к сожалению, выключен, поэтому я звоню на домашний номер. Позвоните мне, пожалуйста, в любое время. Это очень важно. Спасибо!»

Леония Вергес еще никогда не звонила Ханне, кроме того, по ее интонации Ханна поняла, что дело не терпит отлагательств, а поэтому взяла трубку и набрала номер телефона своего психотерапевта, хотя чувствовала себя абсолютно без задних ног и мечтала только о холодном пиве и постели. Женщина, должно быть, держала трубку в руке, потому что ответила сразу после первого гудка.

– Фрау Херцманн, извините, что беспокою вас так поздно… – Леония Вергес замолчала, потому что ей пришло в голову, что это не она позвонила. – Э… я хотела сказать – спасибо, что вы перезвонили.

– Что-нибудь случилось? – спросила Ханна. Она привыкла к тому, что врач всегда была спокойной и выдержанной. Крах ее четвертого за двадцать лет брака доставил ей значительно больше хлопот, чем она могла предположить, поэтому после расставания с Винценцом она решила обратиться к психотерапевту. Об этом никто не должен был знать, потому что если бы бульварная пресса об этом пронюхала, она уже на следующий день прочитала бы об этом жирные заголовки на первых страницах газет. В Интернете Ханна случайно наткнулась на Леонию Вергес. Ее частный кабинет находился в достаточно отдаленном месте, но не слишком далеко от ее дома. На фотографии она выглядела симпатичной женщиной, и ее специализация, похоже, соответствовала проблемам Ханны.

На данный момент она прошла двенадцать сеансов и не была уверена, что это именно то, что ей нужно. Рытье в бездне ее прошлого не соответствовало жизненной позиции Ханны. Она была человеком, который жил «здесь и сейчас» и смотрел вперед. После последнего сеанса она хотела сказать доктору, что не хочет продолжать лечение, но в последнюю секунду все же этого не сделала.

– Нет… я имею в виду, да, – сказала Леония Вергес. – Я не знаю, как сформулировать… Это довольно… щекотливый вопрос. Может быть, вы могли бы ко мне приехать?

– Сейчас? – Ханна посмотрела на часы на дисплее зарядного блока. – Уже десять. О чем вообще идет речь?