Чего не сделаешь ради любви - Марго Эрли

— Я бы не хотела попасть в журналы, — призналась она. — Уж во всяком случае, не за то, что с кем-то прошлась по улице. Не хочу быть знаменитой. Или скандально знаменитой. Вот если стать известной как автор, — другое дело. А так — нет.

Грэхем взглянул на нее с некоторым удивлением.

— Я серьезно говорю, — подтвердила она. — По-моему, быть знаменитостью — отвратительно.

Такой, как ее отец? Грэхему хотелось сказать, что она воспринимала бы выходки своего отца так же мучительно, даже если их и не освещали бы в центральной прессе.

Они вошли под навес магазинчика «Цветущая роза», принадлежавшего Анджи Уокман. Джоэль отстал, наконец, и Грэхем повернулся к ней. Пристально глядя на нее, он спросил:

— Вы хотели бы, чтобы на моем месте сейчас оказался Джонатан?

Мэри Энн вспыхнула. То, что он догадался о ее чувстве к Джонатану, привело ее в замешательство. Неужели и для Джонатана оно было также очевидно?

— Разумеется, нет! — ответила она, решив не напоминать о том, что Джонатан помолвлен с Анджи Уокман. О факте, который самой ей, впрочем, не слишком помешал.

Заглянув в ее лицо, Грэхем не поверил ей. Она все еще очарована их никчемным директором радиостанции.

— Увы…

— Что? — переспросила Мэри Энн, щеки ее все еще продолжали пылать.

— Нет, ничего, — покачал он головой и зашагал дальше.

Стремясь попасть с ним в ногу, Мэри Энн решила избегать разговоров о Джонатане. А Грэхем был для нее запретной территорией из-за Камерон.

Они подошли к «лексусу», и он распахнул перед ней дверцу. По дороге обратно в Миддлебург он спросил:

— Не хотите ненадолго заглянуть ко мне… или собираетесь сегодня лечь пораньше?

— Да, лучше сразу домой, — ответила она, думая о Камерон.

— Я хотел отдать вам запись сегодняшней передачи, — сказал он.

— Я обязательно должна ее прослушать?

— Иногда это помогает правильно настроиться перед следующей передачей.

Это явный намек на то, что ее сегодняшнее участие в передаче не было таким чудесным, как он ее уверял.

— Тогда я зайду за ней.

— Сейчас?

— Да. А потом дойду пешком до дома.

— Тогда я вас провожу.

Мэри Энн всегда нравился большой белый дом, где жил Грэхем. Нравилась веранда, изящно опоясывающая здание. У входа лежал свернутый в кольцо садовый шланг. Перед ним Грэхем слегка замедлил шаг.

— Наверное, это сосед его сюда принес, — пробормотал он.

— Уже становится холодно, — заметила Мэри Энн. — Шланги давно пора убирать.

Чуть помедлив, Грэхем поднял шланг и внимательно осмотрел его. Зайдя в дом, он повесил его за дверью кухни.

— Там вход в погреб, — объяснил он.

Мэри Энн прошла за ним следом в гостиную и подождала, пока он не включит свет.

Это оказалась уютная комната с удобной и простой мебелью. Диван, обитый светлой шотландкой. Тонкие белые шторы. Дубовый кофейный столик с креслами перед камином из белого камня. В камине лежали приготовленные дрова.

— Зажечь? — кивнул Грэхем. — Вы правда спешите домой или, может, выпьем кофе? Можно обычный эспрессо, можно бескофеиновый.

Мэри Энн, мысли которой были заняты неудачным, как она окончательно решила, выступлением на радио, подумала, что ей не стоит волноваться из-за Камерон, поскольку в этом ее визите к Грэхему нет никакой романтики. Тем более что Камерон наверняка преодолеет свое увлечение Грэхемом — ведь он единственный одинокий мужчина в Логане, не считающий, что она сексуальнее, чем любая местная девушка.

Грэхем приготовил бескофеиновый кофе с молоком, и Мэри Энн, сделав несколько глотков, встала, чтобы посмотреть поближе фотографии, стоявшие у него на каминной полке. На них она сразу узнала Брионию. Пожилые мужчина и женщина, сидящие на веранде, должно быть, его родители. Отец — высокий, с густой шапкой белоснежных волос. Женщина в модном легком костюме, в туфлях на каблуках, седые волосы закручены французским узлом, а глаза — молодые, с озорным блеском.

Мэри Энн вернулась на диван. Сумочка лежала рядом, и она почувствовала, как вибрирует мобильник. Она достала его и взглянула на высветившийся номер. Это звонил Джонатан!

Очень интересно. Может быть, что-то срочное по работе? Какие-нибудь свежие новости?

Нет. Она решила, что не станет отвечать, убрала телефон обратно в сумочку и еще раз внимательно оглядела комнату. Увидев, как она задержала взгляд на шахматном столике с доской и расставленными фигурами, Грэхем спросил:

— Хотите сыграть?

— Можно. Хотя я не слишком хороший игрок.

— Не важно, — проговорил он с улыбкой. — Зато я хороший.

Он дважды обыграл ее, на ходу дав несколько полезных советов, а потом предложил:

— Не сыграть ли нам на пари?

— Разве я похожа на дурочку?

— Я не потребую ничего трудновыполнимого.

Мэри Энн уже который раз подумала о Камерон.

Ситуация все больше усложнялась, но она просто не могла ответить: «Извините, но моя кузина без ума от вас, и я боюсь, что ваше отношение ко мне заставит ее страдать».

Черт возьми, ведь Камерон уже и так наверняка страдает. И она сказала:

— Послушайте, я не хочу, чтобы вы неправильно все поняли. Я на самом деле…

— Никого, кроме Джонатана Хейла?

— Нет. Просто… давайте останемся профессионалами.

Он поднял брови, обдумывая ее слова, потом слегка пожал плечами и поднялся.

— Хорошо, пусть так.

Она увидела, что он пошел к стеллажу с дисками — взять запись ее первой передачи.

Ночную тишину прорезал вой сирены, и в тот же миг мобильный Мэри Энн снова завибрировал. Она нахмурилась, увидев, что звонит бабуля.

Доктор сказал Мэри Энн, что сердечный приступ был не слишком сильный, но бабушке необходимо остаться в больнице под наблюдением врачей. Возможно, ее даже отвезут в Чарльстон на консультацию у кардиолога.

Мэри Энн ненадолго пустили к бабуле. Она спала. Люсиль сидела в коридоре с вязаньем, разговаривала с матерью Камерон, Луизой. Но когда приехала Мэри Энн, она собралась домой, решив, что в ее помощи больше не нуждаются.

— А Камерон знает? — спросила Мэри Энн.

— Да. Она тоже приезжала сюда, но потом ушла, — ответила ее тетя. — Ее вызвали в центр, подменить дежурную на телефоне доверия. Мне не нравится, что она этим занимается. Там по большей части такая неприятная публика.

Тетя Мэри Энн была очень похожа на ее мать. Они обе одевались в свитера, брюки и трикотажные рубашки. Обе были непритязательны, хорошо воспитаны и ангельски терпеливы. И очень не любили признавать, что в мире случаются ужасные вещи или что кто-то из членов семьи способен повести себя безнравственно. То, что ее дочь защищает женщин, имеющих нескольких детей от разных мужчин, часто алкоголиков и наркоманов, глубоко беспокоило Луизу — главным образом потому, что она боялась за Камерон.