Желай осторожно - Мара Вересень

На столе, помимо милого в золотистых завитках и голубеньких незабудочках сервиза, расположились фигурные вазочки с затейливо украшенными деликатесами и сластями. Ворованная бутылка возвышалась над этим благолепием мрачной цитаделью. «А что это граф Суворов ничего не ест?», — тявкнуло подсознание словами древней рекламы, но сказочные фуагра в горло не лезли.

— А у вас в Мезерере всегда на девичниках так мрачно? — поинтересовалась раскрасневшаяся Молин.

— Угу, а на свадьбах, бывает, плачут, — отозвалась я, выхлебала чай как лекарство, сгрызла кисленький фрукт в карамельной глазури, выпрямилась и… внутри взорвалось фейерверком горячее и радостное.

Я почувствовала, как губы расползаются в шальной улыбке, обвела собрание слегка расфокусированным взглядом, остановилась на Карамель и томным голосом поинтересовалась:

— А у вас со Славом уже было?

— Не больше, чем у вас с его высочеством, — ответила Карамель ничуть не смутившись.

— То есть тут все такие правильные, что до свадьбы ни-ни?

— А у вас нет? — заблестела глазами Молин.

— Нууу, — протянула я, — это смотря где.

Дурной язык без тормозов уже готов был поведать собутыльницам теорию множественности миров, как послышались голоса, один из которых определенно принадлежал Вениану, а второй домомучительнице, грудью вставшей на пороке девичьей спальни, одинаково сообщающейся как с гостиной, так и с комнатой, где зашкерилась наша компашка.

Ах! Подумать только! Жених изволил беспокоиться моим отсутствием. Изнутри под марш из «Звездных войн» поднималось мрачное злорадное торжество.

Дверь в комнату распахнулась. На пороге статуей рока воздвиглась Колин. Баронесса с Карамелькой вжались в кресла, я поднялась, и, сделав характерный жест рукой, проникновенно возвестила:

— Это не те дроиды, которых вы ищете!

И стало по слову моему. Временная фрейлина захлопала глазами, развернулась и ушла, кудахча принцу о наличии отсутствия. Девицы припухли и воззрились на меня с немым изумлением.

— А что, — сказала я, добавляя радости в чашку, решив на этот раз не смешивать, и вторая порция бодрящего прокатилась по пищеводу, лавой разливаясь по желудку, а я азартно прищурилась. — Магия — сила! Ща как пойду чудесить!

— А как это у вас, княжна, так выходит? — осторожно поинтересовалась Молин.

— Да без понятия! — радостно выдохнула я, взмахнув рукой, недопитое живописно осело на обоях, девицы отпрянули. — А главное, знаете, что? — Девушки подались вперед. — В этом-то вся прелесть!

— А что вы можете? Ну, кроме как глаза отводить? — Карамель! Сама практичность в любой ситуации. Я даже умилилась. И задумалась, а и в самом деле?

— Есть конкретные пожелания?

 ***

Когда-то

— Ты не думаешь, что это чересчур?

— Немного доверия не повредит, она должна успокоиться и перестать рваться обратно, сам видишь, к чему это привело. Она сильнее, чем была настоящая Мари-Энн. Она хочет домой, и граница становится проницаемой. Пока ее держит только договор, а нужно еще что-нибудь. Например, нежная привязанность.

— Не ошибись, брат. Отец однажды ошибся, итог тебе известен.

— Мне кажется, что ты слишком к ней проникся…

— Я не нарушаю взятых на себя обязательств, — в голосе прорезалась сталь. — Мы договорились. Я привел источник. После консумации брака у тебя будет достаточно сил, чтобы принять ключ, и я больше никому и ничего не буду должен.

— Я не покушаюсь на твою будущую свободу, брат. Договор есть договор. Я благодарен тебе за заботу о ее безопасности и не в обиде, что ты… все же прикоснулся к источнику. Она ведь так соблазнительна в своей непосредственности. Но мне очень любопытна одна вещь. Она вся была в твоей крови, руки, шея, одежда местами пропиталась насквозь. Сила не защищает от этого, помнишь, что было с моими руками, когда я в детстве случайно ранил тебя в тренировочном бою и помогал наложить повязку? Да, она потенциально сильнее, но здесь физиология, а не магия…

— Я бы тоже хотел это знать. Поэтому мне нужно было уехать к себе.

— А! Знаменитая на весь мир библиотека раритетов и редкостей герцогства дор Лий! Неужели еще сохранились книги о таких, как ты?

— Не паясничай. Ведь одну из этих книг ты хотел в качестве приза в споре.

— То, что ты старше, не дает тебе право указывать, как вести себя с моей женой.

— То, что отец женился на твоей матери, а не на моей, не дает тебе право распоряжаться мной. И она тебе еще не жена.

— Но ты остался.

— Да, но причина может отличаться от той, что тебе известна.

Тогда.

Странного типа Вовыч заметил на прошлой неделе. Незнакомец неизменно отирался рядом со зданием всякий раз, как парень выходил. Не рядом, но не дальше двухсот метров. В разных местах, но всегда в тех, откуда хорошо просматривался вход. Вовыч проверял. Стоило отвести взгляд, тип стирался из памяти, как не было. Ровно до следующей встречи.

Сегодня наблюдатель был ближе, чем обычно. Почти у входа в здание. Никто не обращал на него внимания, даже Карпыч, охранник, просекающий любую неурочную активность на раз и имеющий фотографическую память на лица.

Вовыч помялся и подошёл к типу. Сначала он принял его за коммивояжера, или еще какого продавца счастья, слишком лощеным и гладким выглядел подозрительный товарищ. Даже несмотря на неизбежный по городской зиме соляной налет на носах ботинок. Однако ботинки оказались дорогими, не чета Вовычевым кроссам, второго и последнего года жизни. А ещё брюки вместо неизменных у каждого джинсов, и пальто вместо пуховика. Причем и пальто, и брюки, и даже небрежно повязаный шарф кричали о стиле громче, чем расфуфыренная секретарша генерального, жонглирующая в разговорах брендами, как иной циркач блестящими шариками.

Вовыч был к брендам равнодушен. К секретарше тоже, к ее невыразимой печали. А тип его напрягал.

— День добрый, уважаемый, — невежливо поздоровался Вовыч.

Тип удивленно приподнял уложенную волосок к волоску черную бровь, как если бы с ним вдруг скамейка заговорила или дерево, и нагло уставился пронзительным зеленым глазом. «Линзы что ли?» — подумал парень, поскольку не бывает у нормальных людей глаз такого сочного изумрудного оттенка.

— Добрый, — ответил незнакомец, а вторым глазом на вход покосился.

— Я вас уже в который раз тут вижу. Наблюдаете, следите или шпионите?

— Караулю, — похабно ухмыльнулся тип и сверху вниз Вовыча оглядел, будто мерку снимал.

«Ага, для последнего пристанища», — вякнул в голове язвительным Ринкиным голосом какой-то из тараканов.

Ринке такие фрукты нравились. Лощеные наглецы с претензией на интеллектуальный юмор, хотя сама Стержинская, то еще хамло и нахалка. Но веселая. И в подружки тогда, как Вовыча в фирму взяли, набиваться не стала, хвала ей за это, почет и прочая уважуха. Так что теперь мир, дружба и жвачка на веки вечные, главное, в архив больше ни ногой. По сути Мариана была его единственным друганом, а за друзей Вовыч всегда горой стоял. Ну, если весовые категории не слишком разнились.