Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе - Елизавета Топалова

Адам Смит заговорил после некоторого раздумья:

– Величайший гений человечества Ньютон представлял мир как механическую систему, которая стремится к равновесию. Он считал, что суть машины мира – силы тяготения и центробежная. Природа вытекает из двух больших законов – притяжения и отторжения. Система мира, предложенная Ньютоном, универсальна. Еще в юности, когда я зачитывался трактатом своего учителя Давида Юма «О человеческой природе», у меня возник грандиозный замысел о создании совершенной социальной системы. Природа заронила в нашу душу не только эгоизм, но и чувство симпатии, способное побеждать сильнейшие стремления себялюбия: более могучая сила, более мощные побудительные мотивы действуют в подобных случаях, заставляя жертвовать своими личными интересами ради интересов других людей.

Этой силой является разум, наша совесть, наш собственный зритель в нашей душе, человек внутри нас, великий судья и ценитель нашего поведения. Я не знаю, почему одни чувства вызывают у людей одобрение, а другие – порицание, почему действия одного рода вызывают чувство благодарности, а другие – чувство мести, какая сила или какая способность души заставляет нас отдавать предпочтение тому или иному поведению, называть одно правильным, другое – порочным, рассматривать одно как предмет одобрения, уважения и награждения, а другое – как предмет порицания, неодобрения и наказания. Система, полагающая добродетель в повиновении божественной воле, может быть отнесена к числу систем, полагающих ее в благоразумии, правда неосознанном, так как эти законы не очевидны и могут быть доказаны только опытом, а не логикой. Но так как причину существования этих законов по существу человек постичь не может, он вынужден многое принимать как данность. Примером может служить закон тяготения Ньютона: причина тяготения неизвестна, но эти общие эффекты для нас – законы природы, которые мы признаем понятиями истинными. Добродетель есть истинное благоразумие, умеренность, состоящая в воздержании от удовольствий, в подавлении и уменьшении нашей естественной склонности к ним, вытекает из ее полезности, ибо она доставляет нам возможность оказаться от удовольствия настоящей минуты ради того, чтобы испытать более сильное в будущем или чтобы избежать большего страдания, которое может быть избегнуто при воздержании. Приложение этой основной мысли к различным чувствам и страстям составляет главное содержание теории нравственных чувств. Таким образом, моя первая книга «Теория нравственных чувств» была посвящена исключительно началам бескорыстия. В ней я стал на точку зрения бескорыстия, исключающего всякие другие мотивы деятельности, и показал, каким образом человек, руководствуясь бескорыстием, устраивает и свою жизнь, и жизнь других людей к общему благополучию. Но другую свою книгу я хочу посвятить началам личной выгоды. В своей новой книге я хочу встать на точку зрения корысти, исключая всякие бескорыстные мотивы, и показать, каким образом человек, руководствуясь исключительно личной пользой, содействует общему благополучию. Но в действительности люди не руководствуются ни исключительно бескорыстием, ни исключительно корыстными мотивами. Человек слишком сложное явление, чтобы его можно было втиснуть в определенные рамки. Главная задача состоит в том, чтобы связать два противоположных стремления в единое целое, объединить эти два начала каким-то общим принципом, но как решить эту задачу, мне пока не ясно.

Адаму Смиту так и не суждено было осуществить поставленную цель. Через десять лет, после возвращения в Англию в 1776 году вышла его знаменитая книга «О богатстве народов». Она имела неслыханный успех и стала руководством для всех выдающихся государственных деятелей того времени. Еще при жизни Адама Смита она выдержала пять английских и несколько заграничных изданий и переводов. Всех поражало, что человек, столь далекий от практической деятельности, всю жизнь погруженный в отвлеченные занятия, мог создать такое конкретное руководство для предпринимателей и политиков и предсказать так точно все последующее развитие. Однако многие считали, что Смит лишь понятным языком пересказал то, что до него было сказано другими, создал теорию, лишь объяснившую ход событий, но вовсе не предлагавшую нечто более совершенное. Были и такие, которые намекали, что за его спиной стоял Давид Юм, который и был истинным автором сочинения. Так это было или иначе, но после смерти Юма Адам Смит не написал больше ничего значительного, так и не реализовав свой грандиозный замысел – дать миру совершенную социальную систему. Он незаметно закончил свои дни скромным таможенным чиновником, место которого исхлопотал ему герцог Бёкль, и в 1790 году в возрасте 67 лет тихо умер, так и оставшись до конца жизни холостяком. Перед смертью он попросил уничтожить все свои архивы.

Но в середине 60-х годов Адам Смит еще был полон самых смелых мечтаний и верил в неограниченные возможности разума.

Желая примирить спорщиков, князь Голицын попытался обратить все в шутку:

– Пожалуй, аббату Морелле нужно было бы принять православную веру. Из всех течений христианского вероучения православие, пожалуй, более других склонно возводить бедность на пьедестал.

Присутствующие оживились. Совсем недавно в Салоне была выставлена картина Жана Батиста Лепренса «Русские крестины», изображавшая обряд православного крещения, Лепренс несколько лет прожил в России в конце царствования Елизаветы Петровны. Вернувшись в Париж, он стал выставлять в Салоне свои русские сцены. Несколько сезонов в Париже даже держалась «русская мода» по рисункам Лепренса, пропагандировавшего во Франции новый вид экзотики.

– О, если бы я был молод и свободен, то тоже не устоял бы перед искушением своими глазами посмотреть эту страну! – мечтательно воскликнул Дидро.

– У императрицы Екатерины II большой план преобразований, – сказал Дмитрий Голицын. – Она большая поклонница Монтескье и Вольтера. Труды Вольтера сейчас весьма популярны в России. Можно сказать, что благодаря Екатерине II началась эпоха русского вольтерьянства. Слыть вольтерьянцами хотят едва ли не все грамотные дворяне как в столице, так и в глухой провинции.

– Я слыхал, что книга Вольтера «История Российской империи в царствование Петра Великого» имеет большой успех в России, – заметил Дидро. – Я полностью разделяю восторг Вольтера в отношении Петра I как великого преобразователя России и считаю его во многих отношениях образцовым и подлинно великим государственным деятелем.

– Да, это так, – подтвердил князь. – Личность и историческая роль Петра Великого волнуют многих, но вы заблуждаетесь, если считаете, что все в России в восторге от его деяний. Господин Вольтер в своем сочинении позволил моим соотечественникам со стороны оценить многотрудный подвиг Петра на пользу России. Воистину нет пророка в своем отечестве. После смерти императрицы Елизаветы многие русские дворяне стали критически оценивать деятельность Петра Великого. Они считают, что вовсе не обязательно было императору самому работать топором на верфи и посылать учиться этому за границей детей крепостных, и вообще не было никакой необходимости создавать с такими усилиями военный флот – можно было бы и не воевать со шведами или выиграть войну меньшей кровью. Да и заслуги-то самого Петра, считают, не было в военных победах – ведь воевал больше народ, чем царь. Многие с таким знанием разбирают военные операции, проведенные Петром, что, без сомнения, если бы они были на его месте, то, безусловно, выиграли бы все сражения гораздо лучше и быстрее, – саркастически улыбаясь, завершил князь и добавил: