Лиходолье - Елена Самойлова

– Еще раз здравствуй, Мия.

Я молчала, на ощупь нашаривая прислоненный к лавке ромалийский посох и вскользь глянув на широкий подоконник. Да уж, не с моей ногой сейчас из окна выскакивать. Пусть даже этаж первый – моему колену сейчас и такого прыжка будет достаточно, чтобы перестать служить.

– И еще раз прости за нападение. – Змеелов подошел ближе, по дороге неловко зацепив мыском сапога плетеный коврик у порога. Еле устоял, тихо выругался и посмотрел на меня шальным, блуждающим взглядом в упор.

Только сейчас я почувствовала, как от музыканта несет вином. Самым банальным, не слишком хорошим, чтобы пить его по праздникам, но вполне годящимся на то, чтобы заглушить тревогу, которая невнятным белесым пятном расползлась в глубине ореола дудочника.

– Вик, ты пьян, – осторожно сказала я, перекладывая посох на колени и глядя на змеелова снизу вверх.

– Разумеется, пьян! – с вызовом ответил он, странно усмехаясь и запуская пятерню в волосы, превращая аккуратно зачесанный ото лба хвост в разворошенную охапку золотистого цвета. – Трезвым бы я тебя искать не стал, особенно помня про твоего оборотня!

Чуть осовелый взгляд разных глаз остановился на измятом льняном подоле, прикрывающем мои ноги, Викториан вздохнул, усилием воли возвращая себе шаткое подобие спокойствия, и негромко попросил:

– Покажи колено.

– Зачем? – подозрительно осведомилась я, неосознанно отодвигаясь подальше от слегка покачивающегося змеелова.

– За надом! – неожиданно громко рявкнул Вик, почти что падая на колени перед лавкой и одним движением задирая мне подол едва ли не по пояс. Я испуганно пискнула, пытаясь оправить платье, но дудочник не дал, крепко удерживая скомканную материю одной рукой, а другой бережно, почти неощутимо касаясь золотой чешуи, что наросла на поврежденной ноге. – Больно?

– Только если пытаться встать, – тихо ответила я, перестав судорожно цепляться за подол и переводя взгляд на склоненную голову Викториана. – Думаю, что послезавтра уже смогу нормально ходить, а может, даже танцевать.

– Мне бы потребовался месяц, – невесело усмехнулся змеелов, выводя чуткими пальцами музыканта невидимые узоры на золотой чешуе.

– Ты промахнулся, – в тон ответила я, осторожно перехватывая его ладонь и убирая ее со своего колена. – Вот на столечко… Потому я заработала всего лишь сильный ушиб, а не что похуже.

– Знаешь… я этому рад. – Вик уселся прямо на дощатый пол рядом со скамейкой, порылся в глубоком кармане темно-серого камзола и протянул мне плотно закупоренную пробкой стеклянную баночку, в которой находилась какая-то мазь ядовитого желто-зеленого цвета. – Держи. Вещь хорошая, на себе когда-то опробовал. Причем не раз и даже не два. Только ее лучше мазать все-таки не на чешую, а на кожу. – Он усмехнулся и небрежно облокотился о лавку. – Через шассью чешую, боюсь, не подействует.

– Ну, от чешуи-то избавиться недолго, – улыбнулась я, забирая баночку и взвешивая ее на ладони. Странно легкая, будто бы пустая. – Куда потом только эту сброшенную шкурку прятать?

– А давай ко мне в карман? – оживился змеелов, демонстративно расстегивая клапан на боку камзола. – У меня ее точно никто не найдет. А если и найдет, то лишние вопросы задавать побоится.

– Я подумаю.

– Подумай, – важно кивнул дудочник. – А пока ответь мне на один вопрос – шассьи глаза могут только отличать своих от чужих или видят нечто большее? Отражение мыслей? Чувств? Души?

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но не успела.

Что-то с грохотом перекатилось по дощатому полу в коридоре, затем дверь распахнулась, и на пороге возник Искра, сопровождаемый нервно кудахтающей бабкой, которая безуспешно пыталась ухватить харлекина за рукав рубашки и не пустить в снятую им же комнату. Дудочник мгновенно оказался на ногах, умудрившись как-то между делом одернуть мне подол, пряча змеиную чешую под серым льном, и встал напротив оборотня, уже держа в опущенной руке длинную узорчатую флейту.

В комнате сгустилась напряженная тишина, которая в любой момент могла заполниться шумом безобразной драки или же песней инструмента змеелова, – все зависит от того, кто успеет раньше…

Неожиданно что-то завыло за окном, да так длинно, протяжно и прочувствованно, что у меня спина мгновенно покрылась холодным потом, а на затылке, у самого основания черепа, наросла шассья чешуя, скрывая наиболее уязвимое место. Бабка охнула, закрестила воздух перед собой и с нервным, прерывистым бормотанием удивительно быстро для своего возраста скрылась в коридоре.

Хлопнула тяжелая дубовая дверь, загремел, задвигаясь, кованый засов.

– Добро пожаловать в Лиходолье, – криво усмехнулся дудочник, по-прежнему не сводя взгляда с пригнувшегося, напряженного, вот-вот готового броситься харлекина, в лисьих глазах которого нет-нет да и проскакивали голубые искорки морозного огня. – Похоже, что вы здесь будете желанными гостями…

– Я… предупреждал… – Низкий голос Искры скатился до вибрирующего горлового рычания, с лязгом сомкнулись пальцы, увенчавшиеся длинными железными когтями.

Треск, будто бы где-то у реки сломалось дерево, и сразу вслед за этим – перекатывающийся над водой звонкий заливистый хохот, от которого у меня волоски на всем теле встали дыбом. Змеелов побледнел, одним движением убрал мои ноги со скамейки и высунулся в окно едва ли не по пояс, мгновенно позабыв о разозленном железном оборотне, оставшемся за спиной. Искра качнулся было вперед, но я остановила его одним резким окриком и, потеснив дудочника, выглянула на улицу.

По колдовской «сети», которая была натянута меж заостренными «верстовыми столбами», пробегала дрожь, как будто кто-то изо всех сил дергал за крупноячеистое полотно, пытаясь не то вырваться из ловушки, не то прорвать преграду. На моих глазах ближайший столб с громким треском разломился от основания до самой верхушки, выкрашенной в красный цвет, и не распался надвое лишь благодаря железным кольцам, опоясывающим мореное дерево в нескольких местах. Викториан громко выругался, на этот раз уже без малейшего стеснения, и, подхватив трость, направился к двери, да так быстро, что мой оклик задержал его у самого порога.

– Вик, ты куда?

– Искать, кто пытается сломать обережный круг. – Дудочник обернулся, скользнул взглядом за окно. – Если преграда падет, то прежде, чем ее восстановят, в Славению столько дряни переберется, что думать страшно. Не хотелось бы воевать с нечистью у своего порога и вдоль каждой дороги.

– Я с тобой!

– Куда?! – Искра оказался рядом со мной раньше, чем я успела что-то возразить, холодная металлическая ладонь до боли сдавила мое плечо, впиваясь кончиками когтей в кожу. – Нас это не касается, пусть сам разбирается с тем, что наворотил Орден.

Синие искры в лисьих глазах разрастаются, становятся ярче. В этом сиянии безвозвратно тонет человечий взгляд, остается только харлекиний – яростный, злой. Оскорбленный. Точно так же Искра смотрел на меня с порога моей комнаты в загрядском зимовье, когда пришел навестить после похорон Ровины – и увидел меня в лирхиных украшениях, с тяжелым посохом в опущенной руке. Мы тогда не просто поругались – едва остановились в шаге от драки, когда харлекин уже почти что сбросил человеческий облик, а мои руки были до локтей покрыты шассьей чешуей. Нас пристыдил Михей-конокрад, как нельзя кстати заглянувший на шум и не побоявшийся встать между готовыми вот-вот подраться шассой и железным оборотнем. Великой смелости человек…