Сын лекаря - Матвей Курилкин

– Что, небось, думал, мы там отдали свои жизни, чтобы спасти раненого командира? – поинтересовался у меня Беар свистяще-хрипящим голосом, и одновременно подхватывая меня под руку. С другой стороны Хамелеон, ухватившись за капюшон пленника, потянул его вперед, заставляя шустрее перебирать ногами.

Мы бежали до самого заката, прежде чем нам встретилась одна из наших троек, патрулирующих окрестности.

Уже гораздо позже, когда мы отдыхали в гарнизоне, Хамелеон рассказал, что они делали, пока мы с пленником полеживали в кустах, разглядывая рожи первородных.

– Ты же сам понимаешь, мальчик, что если бы мы угробили тех двух часовых и побежали, нас бы мгновенно догнали? Бегун из тебя тогда был никакой, да и доу Лэтеар приз на соревнованиях не взял бы, даже если и захотел. Часовые стояли через каждые триста шагов, а в пятистах шагах сзади, в полной готовности обретались еще восемь первородных. Насколько я понял, они на каждых четырех наблюдателей держали по одной восьмерке как раз. Вот нам и пришлось их… гм… отвлечь. Причем так хорошо отвлекли, что и те часовые, которых ты не дострелил, нас догонять побежали… и не только они. Пошумели мы славно. Четверых первородных положили, еще двое на ловушках покалечились. Следы вглубь леса мы им тоже заранее организовали, а сами укрылись и там уже вас догонять пошли. Вот такие дела.

Одна из троек, уходившая в разведку, так и не вернулась.

И снова началась учеба. Наша сотня увеличилась до трех сотен и теперь называлась тысячей. Ожидалось, что вскоре ее состав станет штатным. Несмотря на такое увеличение, на этот раз было в некотором роде проще – относительно опытных, обученных солдат, которые могли передать свои умения новичкам, теперь хватало. Параллельно шли вылазки в лес – короткие, только для того, чтобы побеспокоить противника и, возможно, добыть несколько комплектов эльфийского тряпья – наши уже стали считать это некоторым экзаменом на звание настоящего «охотника». Если тройке удалось убить хотя бы одного первородного, она уже считалась тройкой ветеранов. Некоторые тройки теперь полным составом щеголяли в трофейной одежде. Однако и «ветеранам» тоже нашлось чему учиться. Во-первых, стало ясно, что арбалеты хоть и удобнее, чем луки, но выстрелить из арбалета во время битвы можно только один раз. Так что пришлось нам всем осваивать ремесло метателя ножей. Но это не главное. Главное – мы стали обучаться эльфийскому. Заставить пленного доу Лэтеара помогать нам против своих соплеменников оказалось совсем несложно. И здесь была моя заслуга, хотя этим «подвигом» я совершенно не гордился. Оказалось, организм первородного обладает гораздо меньшей сопротивляемостью, чем человеческий. Так что в крепость мы привели глубоко зависимого наркомана. И теперь, ради получения очередной дозы обезболивающего, доу Лэтеар готов был на все, что угодно. Я считал, что прикончить его было бы гораздо милосерднее, чем заставлять это опустившееся существо продолжать свое существование… Всегда с отвращением относился к наркоманам. Но он был нам нужен. Каждый раз, когда мне приходилось с ним общаться, я не мог сдержать дрожь. Не знаю, чего было больше – сострадания, брезгливости или чувства вины, но сочетание было очень неприятным. Не знаю, смог бы я повторить то, что сделал с этим несчастным, если бы заранее знал о последствиях. Боюсь, что нет. Некоторые вещи нельзя делать, несмотря ни на какие выгоды, которые они сулят. И также не знаю, кто больше мучился – лишенный очередной порции своего зелья доу Лэтеар, вынужденный рассказывать о военных планах своего народа и обучать языку, который он считал священным, грязных животных, или я, вынужденный за всем этим наблюдать.

Кажется, не я один понял, какую гадость мы умудрились сотворить по незнанию. Комендант почти сразу ограничил общение с первородным для кого-либо, кроме солдат нашей тысячи и служащих особой канцелярии его величества. Первые обучались языку, вторые, кроме этого, обогащались информацией иного рода. И вот они-то были чрезвычайно довольны сложившейся ситуацией:

– Очень, очень удачная находка это ваше обезболивающее зелье, – как-то похвалил меня господин Лерой, глава тех невзрачных господ в серых мундирах, которые проводили большую часть времени в камере доу Лэтеара. – Даже досадно, что это зелье действует таким образом только на первородных, насколько бы нам было проще работать!

Я представил себе такое и содрогнулся. Уж лучше пытки, как-то честнее, что ли.

Тем более что результатами допросов с нами не особенно делились. Нельзя сказать, чтобы от нас что-то всерьез скрывали, но и записи допросов никто не предоставлял. В конце концов, я пришел к выводу, что разумный, которого мы взяли в плен, был почти бесполезен. То ли он не знал планов войны, то ли их просто не было, но выяснить, почему первородные начинают наступление и почему останавливаются, для нас так и осталось тайной. И у меня создалось впечатление, что господам в серых мундирах тоже ничего конкретного выяснить не удалось. На все вопросы пленник отвечал, что очередная волна продвижения первородных начиналась тогда, когда к этому были готовы маги. Когда они были готовы разрушить стены очередного человеческого города, первородные это делали. И люди этот город теряли. Откуда взялась такая разрушительная магия и каким образом ее готовят, доу Лэтеар не знал. Мне, да и не только мне, вообще не верилось, что такая магия возможна.

Теперь по лесу постоянно ходили не менее десяти троек. Первородные стали гораздо бдительнее, и ни о каких походах к реке речи уже не шло. Да в этом больше и не было необходимости. Нашей задачей теперь было просто уничтожать первородных. И у нас это даже получалось, вот только мне казалось, что большого толку от этого в войне не было. Да, теперь на каждого убитого лесника приходилось по два эльфа, солдаты регулярных тысяч нас боготворили, настроение у всех было радужным и веселым – как же, такие невиданные успехи. Вот только эльфы с нашей территории никуда не девались, напротив, их стали все чаще замечать в непосредственной близости от Элтеграба, да и вокруг других городов, близких к границе, не занятой эльфами территории, они стали появляться чаще. Почти все жители уже перебрались вглубь человеческой территории, потому что стало ощутимо не хватать провизии. Купцам было слишком опасно пробираться в город, на них не раз нападали отряды эльфов или разбойники из людей, а, главное, выгоды в этом не было никакой. Все окрестные села вымерли, и хорошо, если их жители успели перебраться куда-нибудь в место побезопаснее. Самых упрямых и самонадеянных давно вырезали эльфы. Так что покупать привозимое купцами стало некому и не на что, а солдаты вполне обходились тем, что привозили военные обозы, и медленно сходили с ума от скуки и безделья, сидя за городскими стенами. Неудивительно, что наша охотничья тысяча пользовалась бешеной популярностью у прочих солдат. К нам стремились, нами восхищались. Но победителем я себя все равно не чувствовал, убей меня боги.

– Мы теряем инициативу, – как-то сказал Хамелеон наутро после того, как мы вернулись из рейда. – Эльфов все равно больше, чем нас, и одной охотничьей тысячей войну не выиграешь. Они стали гораздо осторожнее. Поначалу, когда наши охотники только начали выходить в лес, они возвращались почти без потерь. А теперь мы перестали ходить тройками. Одной тройкой ничего не сделаешь. Отряд теперь состоит минимум из девяти человек, и возвращаются эти девять человек чаще всего, даже не встретившись с эльфами. О чем думает командование?