Дагестанская сага. Книга I - Жанна Абуева

– Да ладно тебе! – смеясь, ответила Малика. – Твоё сердце вечно чует не то и не так!

– Ну, не скажи! – парировала её подруга. – Ты просто не хочешь замечать очевидное! А скорее всего лукавишь, всё отлично понимая!

– Да он просто хорошо ко мне относится! – воскликнула Малика.

– Ага, хорошо относится! С чего бы это, интересно? Так хорошо, что чуть ли не на каждой переменке поджидает и пристаёт со своим дурацким докладом! Видно, для него очень важен этот доклад именно в твоём исполнении! – Лариса скорчила гримаску.

– Ну, прекрати, хватит уже!

– У-у-у, скрытница! И злюка! И кокетка бессердечная, и…

Подошедшая в этот момент Шурочка, их третья подружка, подхватила обеих под руки и воскликнула возбужденно:

– Угадайте, куда мы сейчас идём?

– Куда? – в один голос спросили девушки.

– В «Темп», на «Сестру его дворецкого», вот куда! – торжествующе объявила Шурочка.

– О-ой! – вскричали обе, а потом Малика сказала с сожалением в голосе:

– Я не могу, мне надо готовиться к семинару по философии! Меня завтра точно спросят!

– Я и говорю, что она зануда! – воскликнула возмущённо Лариса, ущипнув Малику шутливо за руку. – Тебе надо готовиться, а нам, конечно, не надо, так?

– Ну, а что ты предлагаешь? – нерешительно сказала Малика.

– Предлагаю пойти в кино, а потом заниматься, вот что! Подумаешь, ночку не поспим!

– И правда, успеем всё выучить, пойдемте, девчонки, а то потом билеты не достанем! – сказала Шурочка, и, увлекши за собой Малику, девушки весело направились через площадь вниз, к улице Буйнакского, где расположился любимый и посещаемый всеми горожанами кинотеатр «Темп».

Жизнь продолжалась, молодость брала своё, и Малика, оказавшись в круговороте студенческих будней и праздников, постепенно свыклась с мыслью, что отец не с ними, и с удивлением однажды поймала себя на том, что, кажется, начинает примиряться с этим фактом.

Писем от Ансара не было, лишь изредка приходили от него с оказией устные весточки, сообщавшие, что он жив и здоров, беспокоится о них и терпеливо ждёт того дня, когда они вновь соединятся. В эти моменты лицо Айши озарялось внутренним светом, глаза увлажнялись и вот-вот готовы были выпустить наружу слёзы, если бы она усилием воли не принуждала себя успокоиться. Тем более что рядом была верная Шахри, в отличие от неё навсегда лишённая надежды когда-нибудь увидеть своего мужа.

После ареста отца Имран как-то сразу повзрослел и, окончив школу, в один из дней заявил, что хочет помогать матери, а потому пойдёт работать. Имран и раньше проявлял живейший интерес к фотографии, а теперь, успешно овладев навыками этого мастерства, живо принялся за работу. Совсем скоро его фотомастерская стала привлекать к себе самых разных клиентов. Со временем он приобрел в Буйнакске известность не меньшую, чем знаменитый Абуладзе, чей дом находился неподалёку от них и был известен тем, что сюда приезжали фотографироваться люди со всех уголков Кавказа.

Далгат, заявив, что тоже хочет работать, устроился учеником мастера в городской типографии, некогда бывшей собственностью капиталиста Мавраева. Мавраев, поработав некоторое время по приглашению Алибека Тахо-Годи управляющим махачкалинской типографией, после ряда опубликованных в местных газетах анонимок уехал тайно из Дагестана и, как говорили, жил теперь в Средней Азии, то ли в Узбекистане, то ли в Казахстане, то ли ещё где-то.

Конечно, Айша мечтала совсем о другом, но ребята заявили, что у них всё впереди и что на этих работах они не долго задержатся.

– Когда папу освободят, тогда и продолжу учиться! – сказал Имран и беспечно поглядел на мать. Не найдя что ответить, Айша прижала к себе голову сына.

Семью Ансара здорово выручило то обстоятельство, что Айша предусмотрительно сумела припрятать кое-что из драгоценностей, которые выменивала теперь на продукты, одежду или деньги, что позволяло им жить относительно безбедно и даже помогать менее обеспеченным родственникам и соседям.

Раз в неделю приезжала из Махачкалы Малика, и тогда вся семья дружно рассаживалась в гостиной и слушала её рассказы о столице, о людях и о студенческой жизни.

Айша гордилась дочерью, обещавшей стать хорошим врачом. Она думала о том, как гордился бы своей любимицей Ансар, и незаметно утирала слёзы, не желая, чтобы дети их увидели. Постоянно думая о муже, она приучила себя скрывать свои переживания, но имя Ансара упоминала в семье часто, словно он вышел ненадолго и должен вот-вот вернуться.

– Наша Малика стала настоящей красавицей! – сказала Шахри, перехватив взгляд, которым Айша смотрела на дочь.

– Тьфу-тьфу, машаалла! – тихо произнесла Айша. – Лишь бы была счастливой! Ты ведь знаешь, что от красоты счастье не зависит!

– Это правда, сестра! – ответила задумчиво Шахри. – В Дагестане много по-настоящему красивых девушек, но все ли они счастливы? Пусть Аллах будет милостив к нашим детям!

– Знаешь, о чём я думаю? – сказала Айша. – Мои родители, наверное, желали того же самого, но я сделала свой собственный выбор, и хотя ни один день не пожалела об этом, но ведь отца-то с мамой сильно расстроила…

– Успокойся, сестра! Только представь, что за жизнь была бы у тебя с Султаном! Не жизнь, а каторга! Я ведь тоже не сожалею о своём выборе. Пусть мы прожили с Манапом не так долго, как хотелось бы, но я была с ним счастлива, и я благодарна Всевышнему, пославшему мне такого человека!

– Наверное, ты права… Нам всё кажется, что это мы выбираем, а на самом деле судьба наша уже давно определена Аллахом! – сказала Айша и с жаром добавила: – Господи, пусть моя дочь будет счастлива в браке!

– Будет счастлива, если выйдет с умом! – В комнату вошла Жарият и, кряхтя, уселась в своё любимое кресло-качалку, придвинутое поближе к тёплой изразцовой печи. – Сейчас молодёжь уже не такая, какими мы были в их возрасте! – с сожалением констатировала она.

– Тётушка Жарият, чем тебе не нравится нынешняя молодёжь? – весело осведомилась Шахри.

– Я не говорю, что не нравится, просто они какие-то… городские! – В последнее слово старая женщина вложила всю свою неудовлетворенность молодёжью.

– А это плохо?

– Плохо то, что говорят по-русски! Сначала начинают на лакском, а потом тут же переходят на русский язык, разве это дело? – сердито сказала Жарият и добавила в сердцах: – Так, глядишь, и вовсе позабудут родную речь!

– Да, это верно! – произнесла задумчиво Айша. – В городе все говорят по-русски, поневоле и сам переходишь на русский язык…

– А вы не переходите! Сейчас ваши дети переходят, потом их дети ещё больше перейдут, а там правнуки вообще всё забудут!

– А вы, тётушка Жарият, с правнуками будете говорить только по-лакски, и тогда они не забудут! – сказала Шахри.