Поколение 700 - Виктор Брагин

Не зная, как реагировать на неожиданно развеселившегося майора, капрал лишь криво ухмылялся.

– Да ладно, может, там просто путаница какая-то, – вмешалась в разговор Инна. – Что у нас, мало неопознанных трупов и утерянных документов? И никто ниоткуда не восставал.

– Ага, путаница, – ухмыльнулся майор. – Такая путаница имеет вполне конкретное юридическое определение – преступный сговор.

– Почему?

– Ну как почему? Потому что кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет. А когда он не хочет жить честно, то ему требуются другие документы, с новыми именем и фамилией. Есть такая странная закономерность.

– Думаешь?

– Да тут и думать нечего. Все ясно: на документы бомжей постоянно регистрируют всякие левые фирмы, кредиты и недвижимость. Я не удивлюсь, если наш сегодняшний воскресший покойник является владельцем парочки лопнувших компаний. Другое дело, что с убийствами это обычно не связано. Меня больше интересует, кто там лежит на кладбище вместо нашего бомжа? Настоящий покойник, так сказать… Этот как туда угодил? Люди берут чужие документы для того, чтобы с ними жить, а не для того, чтобы с ними умирать. Умереть можно и под своим собственным именем…

– Этот, видимо, кинул кого-то неудачно. Сам ведь понимаешь, – в таких ситуациях бьют не по паспорту, бьют по голове.

– Причем тяжелым тупым предметом. Подать сюда этого Дылбу! – скомандовал майор по рации. – Сейчас узнаем, кто тут настоящий покойник и кому там прогулы на кладбище ставят.

Это неправда, что мы не хотели жить честно. Хотели и очень даже старались. Поначалу ни о каком преступном сговоре не было и речи. Как раз наоборот, именно о честной жизни (дословно) шла речь тогда, лет пять назад, когда два подвыпивших молодых человека приземлились в новом просторном ресторане международного аэропорта. Произошло это незадолго до моего знакомства с Топ-лузером.

– Попробуй жить честно, а? – слышу я от Владимэра.

– Как жить?!

– Честно, ну… Честно, – жестикулирует Владимэр, словно пытаясь руками объяснить значение непереводимого слова иностранцу.

– Зачем это?

– Ну хотя бы ради интереса.

Владимэр – мой приятель, с которым мы познакомились в Америке еще в прошлом тысячелетии. А пять лет назад, он находился в нашей стране с непродолжительным визитом. Мы каждый день созванивались, но встретиться нам удалось лишь в день его отлета в Москву, в аэропорту.

В той жизни, заокеанской, с Владимэром было выпито немало спиртных напитков за спорами и беседами, традиционно проходившими на кухнях, только на американских. Мы мечтали о серьезных делах или бизнесе, и даже пытались что-то осуществить в реальности, но в основном все сводилось к душевным застольям. Наши общие знакомые уверяли меня, что Владимэр просто мелкий жулик и большой распиздяй, но мне он нравился. Знаете, горел в нем какой-то огонек свободы, несвойственный всем остальным. Я любил наши застольные беседы и находил их довольно содержательными, а это, согласитесь, немало.

Жена Владимэра была родом из здешних мест и он завел тут некие подозрительные знакомства, время от времени навещая наш забытый богом город. Впрочем, с женой Владимэр на тот момент, по-моему, уже развелся… а может, и не развелся, – этого толком не знал никто. Но, тогда, в аэропорту, выпивая коньяк, мы вели беседы совсем на иные темы, и до жены разговор не дошел.

По возвращению из Америки я сидел без работы и совершенно не представлял, чем заниматься дальше. Теплилась слабая надежда, что Владимэр предложит какое-нибудь стоящее дело, но он призывал меня к «честной жизни», несмотря на активные протесты с моей стороны.

– А что делать? – проповедовал он. – Неправедными делами долго не протянешь. Ну так, где-то что-то прокатит разок, и все. И люди там попадаются в основном гнилые и паршивые, еще хуже, чем в офисах.

– Слушай, ну зачем ты мне такую гадость предлагаешь?

– У тебя должно получиться, поищи эту… как ее… работу, – Владимэр снова отчаянно жестикулирует.

– Да какая в этой стране работа?!

– А какие в этой стране дела? Сам подумай.

– Ну не на работу же ходить, в самом деле!

– А тебе хочется общаться с такими людьми, как Ниппель? Помнишь такого, не забыл? Фамилия у него, кстати, как оказалось, была Шнипельсон.

– Ну что, хорошая русская фамилия…

– Вообще-то, он говорил, что он армянин. То есть, туркмен.

– Ага, бурят.

– Да он бокопор голимый! Знаю я эту тусовку: один сплошной пиздеж, а на деле за пару долларов удавятся. Гангстеров из себя строят, бля!

– Ха, то же самое они говорили про тебя; точь в точь, – я хитро улыбаюсь.

– Да я знаю, – Владимэр тоже улыбается, но снисходительно. – Мне похрену, что они там про меня говорили. С хорошими людьми я – по-хорошему, а гандонов и кинуть не грех. Я не обязан быть честным со всякими хитровыебанными жидами. Понимаешь? Не обязан и не хочу! Я не подписывал бумагу, что должен любить хитрозадых жидов.

Владимэр неприлично громко вздохает и замолкает, задумавшись. Он уже порядком пьян – провел в этом ресторанчике не один час. Замолчав солидарно с моим другом, я смотрю через стекло во внутренний двор аэропорта, где машинки с мигалками развозят прицепы, наполненные багажом.

– Ну а ты сам-то что для себя решил? Чем заниматься будешь? – спрашиваю я.

– Я?! Я сам по-себе… – произнес мой приятель, отчего-то разозлившись.

По громкоговорителю уже требуют пассажира Владимэра немедленно пройти на гейт такой-то, на посадку.

– Слышу, слышу! – развязно кричит пьяный Владимэр.

Мы выходим из ресторана и движемся в направлении паспортного контроля. Владимэр по-свойски обнимает меня и говорит:

– Иван, живи честно, ну попробуй… Не надо всего этого… Сколько можно? Шнипельсон… Ну зачем тебе?

Он называет меня то «Иван», то «Вано», – эта кличка получилась из урезания моей фамилии, Иванов. Я уже привык и не сержусь на Владимэра, новое имя мне нравится.

– Ну хорошо, я попробую, обещаю, – обреченно произнесит Иван, то есть я.

– Ты же порядочный человек, честный, за это я тебя и люблю. Ну какой из тебя аферист, Иван? Сам подумай.

– Ну почему сразу аферист? Что мы не в состоянии придумать какой-нибудь бизнес?

– Бизнес не придумывают! – остановившись, выкрикивает Владимэр. – Бизнес – это умение влезть без очереди, плюс экскаваторный инстинкт. Оно либо есть, либо нет, и нечего тут придумывать.

– Какой-какой инстинкт? – переспрашиваю я.

– Экх… экскаваторный! – Владимэр изображает экскаватор, загребая руками-ковшами воображаемую землю. – Это когда не переставая гребешь под себя.