Ярость и рассвет - Рене Ахдие

«“Свет”, возможно, не самое подходящее слово».

Она ответила ему легкой улыбкой.

– Как я и опасался, это не гармоничный брак, – мягко произнес Муса. – Есть ли какая-то надежда на обратное?

– По правде говоря, еще слишком рано говорить об этом. Мы женаты всего несколько дней. А быть женой халифа довольно трудно.

– Я слышал об этом. – В его голосе звучали знание и грусть. – И вы хотите гармоничного брака с ним?

Шарзад поерзала на своей подушке. По какой-то причине врать этому странно одетому человеку со звучным смехом и пытливыми глазами казалось… неправильно.

– Я жажду брака, основанного на любви и взаимном уважении, Муса-эфенди. Возможно ли это с халифом, еще предстоит выяснить.

– Ах, как откровенно! Халид ценит такую честность превыше всего. Он страстно желает ее. Даже будучи маленьким ребенком, он искал истину с таким пылом, который я редко встречал в других людях. Вы знали это о нем?

– Я знаю очень мало о его прошлом.

Он кивнул.

– Расскажите мне, не обращая внимания на слухи, каким человеком стал сын Лейлы?

Шарзад молча изучала доброе лицо незнакомца, сидящего напротив.

«Если я отвечу на его вопросы, ответит ли он на мои?»

– Тихим. Умным.

– Это я мог бы узнать и на улицах Рея. Я хочу понять, что известно вам. Те вещи, которые выяснила умная молодая девушка, даже за столь короткое время.

Шарзад на мгновение прикусила нижнюю губу.

– Безрадостный. Расчетливый. Горький… – прошептала она и подумала о его разбитых кулаках и карающей ярости. – Разгневанный.

– Так было не всегда, – вздохнул Муса. – Он был таким добрым мальчиком.

– Мне говорили. Но в это сложно поверить.

– Вполне понятно. – Мужчина сделал паузу. – Вы позволите мне поделиться с вами одной историей, моя милая Шарзад? Про ночь, когда меня выбросили отсюда за шкирку?

– Конечно, Муса-эфенди.

– Это печальная история.

– Я подозреваю, любая история, которая заканчивается таким образом, была бы печальной.

Муса устроился поудобнее, вспоминая, прежде чем начать.

– Мне довелось стать наставником матери Халида, Лейлы. Она была радостью. Красивой и талантливой. Любительницей книг и поэзии. Лейла совсем молодой вышла замуж за отца Халида и стала его второй женой, ей было только пятнадцать. Я, по ее настоянию, приехал в Рей вместе с ней. Она отличалась невероятным упрямством. К сожалению, это был не легкий брак. Муж оказался значительно старше ее, и он явно очень любил свою первую жену. Лейла не оценила постоянные сравнения. Я изо всех сил старался держать в узде ее истерики и приступы отчаянья, но преодолеть их разрыв в возрасте и интересах зачастую было слишком трудно. На самом деле никто в этом не виноват. Отцу Халида оказалось нелегко расстаться со своими привычками. А Лейла была энергичной девушкой. – Он сделал паузу, его лицо становилось все печальнее. – Я надеялся, все изменится после рождения Халида. Я никогда еще не видел более преданной матери. Лейла целовала ножки и пела колыбельные своему младенцу. Когда он стал старше, она каждую ночь рассказывала ему сказки перед сном. И Халид любил ее больше всего на свете.

Муса закрыл глаза на секунду, а Шарзад осторожно вздохнула.

«Его мать рассказывала ему сказки на ночь».

– Я присутствовал в тот вечер, когда отец Халида узнал об измене Лейлы… когда он обнаружил, что у нее был роман на стороне с членом дворцовой стражи. – Тенор Мусы стал низким и мрачным. – Он тащил Лейлу за волосы по залам дворца. Она кричала на него, обзывая ужасными словами. Я пытался помочь ей, но солдаты помешали мне сделать это. Находясь в атриуме[9], он позвал Халида. Лейла продолжала повторять сыну, что все будет хорошо. Что она любит его. Что он ее мир.

Руки Шарзад сжались в кулаки.

– И там, на глазах у шестилетнего сына, отец Халида перерезал Лейле горло. Когда мальчик расплакался, его отец накричал на него. Я никогда не забуду его слов: «Женщина или верна, или мертва. Третьего не дано». После этого меня выбросили из дворца лишь в одежде, которая была на мне. Я должен был бороться сильнее. Ради Лейлы. Ради Халида. Но я был слаб. Напуган. Позже слышал, что стало с сыном Лейлы. И всегда сожалел об этом. Я всей душой сожалел об этом.

Что-то поднялось в груди Шарзад, образуя барьер, мешавший ей говорить. Она с трудом сглотнула. Не зная, что еще сделать, перегнулась через стол и взяла Мусу за руку. Он обхватил ее маленькие ручки обеими руками, и какое-то время они сидели таким образом.

А затем с осторожным уважением Шарзад попыталась нарушить тишину:

– Муса-эфенди… Я уверена, вы не должны возлагать на себя ответственность за все случившееся как в ту ночь, так и в любую из ночей после. Я молода и поэтому знаю: мои слова имеют только определенную значимость в этом мире, но мне известно достаточно, чтобы понять – вы не в силах контролировать действия других людей. Вы можете управлять только тем, что будете делать с собой после этого.

Он крепче сжал ее руку.

– Такие мудрые слова. Халид знает, какое вы сокровище, моя ненаглядная звездочка?

Глаза Шарзад одарили его улыбкой, которая не могла появиться на губах.

Муса покачал головой.

– Он много страдал. Меня очень беспокоит, что в результате Халид заставляет страдать других. И это меня раздражает, потому что это не то, как поступал бы мальчик, которого я знал. Но я так же стар, как и вы молоды, а в моем возрасте мудрость становится не столько неотъемлемым правом, сколько ожиданиями. Самое важное, что я узнал в своей жизни, – никто не может достичь высоты своего потенциала без любви ближнего. Мы не созданы для одиночества, Шарзад. И чем яростнее человек отталкивает окружающих, тем яснее становится, что больше всего ему необходима любовь.

«Я никогда не смогу полюбить такого человека… такого монстра».

Шарзад попробовала отнять у него свою руку.

Но Муса держался за нее.

– Скажите мне, – настаивал он, – как давно вы обладаете даром.

Ошеломленная, Шарзад просто смотрела на него пустым взглядом карих глаз.

Муса вернул ее взор, в его теплых глазах читался вопрос.

– Значит, вы не знаете. Он не волнует вашу кровь, – сказал он сам себе.

– О чем вы говорите? – потребовала она ответа.

– Возможно, кто-то из родителей? – продолжил мужчина. – Ваш отец или мать обладают какими-либо… уникальными способностями?

Понимание осенило Шарзад.

– Мой отец. Он может делать определенные вещи. Очень незначительные. Но он никогда не мог умело управляться с этим.