Непреодолимое черничное искушение - Мэри Симсес

У девушки длинное зеленое платье – цвета травы. Юноша – в брюках и в коричневой рубашке. И вокруг – много-много растений, цветов и голубого неба. В этой картине было что-то мистическое, будто бы эти девушка и юноша возникли здесь сами, как будто они были частью самой природы.

Я осторожно коснулась прожилок большого зеленого листа. Краски были теплыми и прохладными одновременно, мягкими и резкими. Лист, казалось, ожил и затрепетал от моего прикосновения – я почти чувствовала его живую энергию.

– Что это? – спросила я.

– Мы обнаружили это, когда оторвали старый гипсокартон. Это было нарисовано на штукатурке, – ответила Сьюзан.

– Это что-то необыкновенное, – сказала я. – Необыкновенное и прекрасное.

Она кивнула.

– А вы прочитали подпись? Вот сюда нужно посмотреть, – она показала. – Тут наверху имена людей, которые нарисованы, и подпись художника, в правом нижнем углу.

Я посмотрела наверх и увидела, что там действительно есть имена – над головами нарисованных персонажей. Над юношей очень маленькими буквами, которые на первый взгляд казались просто стеблями растений, было написано имя «Чет». А над девушкой читалось имя «Рут». И в правом нижнем углу картины была, как и говорила Сьюзан, подпись художника.

И я с легкостью смогла разобрать такие четкие и округлые, такие знакомые мне буквы бабушкиного почерка: «Рут Годдард».

Я ехала, не замечая и не видя ничего, кроме дороги перед собой. Возможно, я проезжала мимо огромных сосен и россыпей желтых ромашек по бокам дороги, возможно, навстречу мне на шоссе выходил величественный олень с раскидистыми рогами, возможно, рыжие белки скакали по ветвям дубов – возможно, но я ничего этого не видела. Я все еще была мысленно на чердаке Сьюзан, поэтому я пропустила тот момент, когда снова оказалась в центре Бейкона. Чувствуя, что у меня кружится голова, я остановилась на парковке перед местным банком. Через дорогу был пляж, там стояли полосатые шезлонги и на песке лежали пляжные полотенца, а у воды о чем-то беседовали несколько человек. Я подошла к парапету, села и глубоко-глубоко вдохнула чуть соленый океанский воздух, все еще думая о бабушке, Чете Каммингсе и картине.

В небе клубились белые пушистые облака, июньское солнце играло на поверхности воды и рассыпалось миллионами серебряных и золотых искорок. Я повернула голову и увидела ряд вывесок: закусочная «Три Пенни», «Олений рог», агентство недвижимости «Харборсайд», «Тиндалл и Гриффин», адвокатская контора. Что-то вроде бы слегка изменилось – может быть, красный кирпич «Харборсайд» слегка освежили? Или помыли белую вывеску «Тиндалл и Гриффин»? А может быть, это новые горшки с геранью в окне «Три пенни»? Их красные лепестки казались сегодня как-то свежее и ярче, чем накануне.

Я сидела, вдыхала соленый воздух и представляла себе, как бабушка вот так же сидела тут с кистью в руке, а рядом с ней – Чет Каммингс. Я все-таки нашла заветную дверцу в бабушкину жизнь – в ту жизнь, о которой мы ничего не знали. Это был подарок судьбы – неожиданный и прекрасный. Что еще мне предстояло узнать о ней – я не представляла. Но очевидно было одно: я не могла уехать из Бейкона. По крайней мере – сейчас.

Когда я подъехала к «Виктори Инн», меня удивило, что больше половины парковочных мест было занято машинами. Конечно, для Паулы это замечательно, подумала я, но вдруг она уже отдала кому-то мой номер?

– Забыли что-нибудь? – поинтересовалась Паула, когда я вошла в лобби. Она окинула меня взглядом с головы до ног. – Оставили свои дротики для дартса?

Дротики? Да она-то откуда знает?! Вот теперь я начинала понимать, что такое жизнь в маленьком городке.

– Нет, я…

– О, да вы вернулись! – воскликнула она, обратив внимание на мою дорожную сумку.

– Да, – я достала кошелек. – Кое-что произошло, и мне нужно остаться здесь еще на несколько дней – возможно, до воскресенья. Надеюсь, моя комната еще не занята.

Она открыла свой талмуд в кожаной обложке, перелистнула несколько страниц, почесала подбородок и сказала:

– Я могу поселить вас снова в люкс с видом на океан.

– Прекрасно! – я написала свое имя и адрес в графе «прибывающие гости», процедура была мне уже хорошо знакома.

Паула выдала мне ключ на плетеной кожаной веревочке, и я поднялась на второй этаж. Комната выглядела уютной и теплой, когда я вошла: все эти морские картинки, эта раковина и кувшин, кровать с белым покрывалом… Я открыла дорожную сумку и достала свою одежду, разложила в ванной туалетные принадлежности. Потом поставила свой желтый планшет на туалетный столик, рядом положила блокнот для записей с логотипом «Виктори Инн». Со дна своего портфеля я собрала карандаши и ручки и сунула их в стакан, который поставила рядом с планшетом. И удовлетворенно кивнула – мой новый кабинет был готов к работе.

Затем я закрыла крышку сиденья, уселась, сделала глубокий вздох и набрала номер Хайдена. Он ответил через пару гудков.

– Хайден, это я.

– Привет! Ты где? – он был явно очень рад услышать мой голос. – Ты уже проехала Портленд?

Я закусила губу и покрепче сжала телефон.

– На самом деле… Хайден, я все еще в Бейконе. В «Виктори Инн».

– Ты в Бейконе?! Но что случилось? Все в порядке? Я думал, ты уже подъезжаешь к дому.

Теперь в его голосе слышалась тревога.

– Да, так и должно было быть, но… Кое-что произошло. Я уже почти доехала до хайвея, но встретила ту женщину из архива…

– Откуда женщину?

– Из архива. В городской администрации, – я смотрела на компас, на его идущие по кругу буквы «С», «З», «Ю», «В».

– И что ей было нужно?

– Она… она нашла адрес дома, где родилась моя бабушка. И я поехала в этот дом, и нынешняя хозяйка – женщина по имени Сьюзан Портер… Она позволила мне войти и показала мне дом. И еще она отвела меня на чердак. И знаешь, что там было?

– Где?

– На чердаке, – повторила я. – Ты просто не поверишь! Там – картина моей бабушки… которую она нарисовала прямо на стене. Это потрясающе, Хайден. Нынешние хозяева затеяли там ремонт и нашли ее… картину моей бабушки, на которой нарисована она сама и Чет Каммингс. Оба. Она написала на ней их имена и поставила подпись. И картина действительно очень хорошая! То есть, понимаешь – очень, очень хорошая!

Я вспомнила, как юноша и девушка держатся на картине за руки – и мне очень захотелось, чтобы Хайден тоже увидел ее.

– Я не знал, что твоя бабушка рисовала.

– Нет, картина просто удивительная, – сказала я, вспоминая все эти детали – цветы, переплетающиеся стебли, живые лица нарисованных бабушки и Чета Каммингса, теплые и настоящие на ощупь листья и корни… – Мы и сами не знали.

– Ты сделала фотографии? Камера ведь у тебя с собой?