В самой глубине - Дэйзи Джонсон

Вон там, сказала она. Указывая куда-то. Вершки и корешки. Они там.

Она не шла, а перескакивала с одного места на другое. Он шел на ее голос, звавший его. Ей, похоже, нравилось его имя. Она расчленяла его на отдельные слоги: Мар-ку-с. И придумывала прозвища: Мари, Каркас, Рама. Поравнявшись с ней, он увидел у нее в руках какую-то штуковину из проволоки. Она раскрыла ее шире.

Что это такое?

Она ничего не ответила. Нужно найти их все, сказала она. Это были капканы, внутри которых были по большей части полевые мыши, пара жаб доисторического вида и крупные нутрии, похожие на крыс и не внушавшие ему симпатии. Большинство из них она отпускала, и они неуклюже уползали. А дохлых зверушек она брала с собой. Ему она дала маленькую, но упитанную мышь, и он положил ее в карман и попробовал забыть о ней. Собрав все капканы, девочка принялась снова расставлять их, кладя в них обрезки мяса и колбасную кожуру, при виде которых он опять почувствовал голод.

Я пытаюсь поймать что-то крупное, сказала она. Он подумал о водяном воре, о блесне, которую делал Чарли перед смертью.

Типа лису? – спросил он.

Она пожала плечами.

Или барсука?

Она нахмурилась. Типа Бонака.

Он почувствовал, как у него внутри что-то опустилось, как будто они перешли через гребень холма, хотя они стояли на месте. А что это?

Он смотрел, как она устанавливает очередной капкан, приводя пружину в исходное положение.

Что угодно, сказала она, скрипнув зубами.

Как это?

Прошлым летом это была одна тупая псина, такая голоднющая, что Сара сказала, она нас покусает. А давным-давно это был ураган, чуть не разбивший лодку, а в другой раз это был пожар, который сжег почти весь лес, и мы думали, он и нас сожжет. Этой зимой будет что-то еще. Сара говорит, может, это будет худший Бонак из всех, но мы пока не знаем.

Это то, чего вы боитесь?

Это Бонак, сказала она просто, и больше не возвращалась к этой теме. Она протянула ему капкан, чтобы он получше рассмотрел его. Когда он спрашивал, как они действуют, она только указывала на разные части, тараторя всевозможные слова.

А потом эта штука, а потом еще вот эта, и там дальше. Видишь?

Они опять оказались у реки – он не заметил, как они проделали круг. Земля хрустнула под его ботинком. Его легкие зудели от холода. Она показала ему на что-то металлическое, висевшее на прибрежных кустах.

Разводка, сказала она. Ветряные колокольчики. Он к ним не притронется.

Он стоял и смотрел, как она насаживала дохлых зверьков на спицы и втыкала их в берег, брюшками в сторону реки. Грязь вдоль берега была вязкой, рыжеватого оттенка; он смотрел, как она засасывает его ботинок.

Слушай, сказала она, подняв ладошку к его рту. Они стояли в тишине. По реке прошел ветер, разогнав туман по берегам и тронув колокольчики, отозвавшиеся тонким перезвоном. Она проткнула дохлую жабу сквозь брюхо. Он подумал, что это, наверное, служило каким-то оберегом от воды, от течения, от водяного вора, от Бонака.

Это ведь ничего не значит, сказал он и тут же осекся – такую злобу он увидел в ее взгляде, в изогнутых бровях и искривленных губах. Она повернула ближайший колокольчик так, что он зазвучал сам собой. Он подумал о ее матери, которая плавала в реке и могла не выныривать за воздухом и не останавливаться, чтобы поспать. Он подумал о странном облегчении, которое он испытал бы, рассказав кому-нибудь, что он совершил на лодке, и как он не мог нормально сжать пальцы, потому что чувствовал, как все еще сжимает штыри для палатки. Он подумал, как ее мать прорывается через земное ядро, одновременно оставаясь на месте и удаляясь, целиком заглатывая животных.

Он влюбился в Сару еще до того, как увидел ее.

Охота

Ресторан назывался китайским, но в меню наряду с фаршированными блинчиками и чоу-мейн[16] была и жареная картошка, и макароны с сыром. У нас ушел почти час, чтобы подняться на холм, в центр города. Фиона сторонилась солнечного света и старалась держаться в тени. Мне хотелось спросить ее, как давно она покидала сад. Но я сдержалась. Когда я предложила ей руку, она выпрямилась и искоса глянула на меня с оскорбленным видом.

Мы оказались единственными людьми в ресторане. В каждом окне висел красный бумажный фонарь, в большом аквариуме плавал карп размером с мое предплечье, а через проем в стене мы видели, как шеф-повар курит, глядя в телевизор. Для учтивой беседы атмосфера была неподходящая. Мы сидели, уткнувшись каждая в свое меню. Периодически я посматривала в ее сторону, но она была вся в себе, сжимая красное кожаное меню узловатыми пальцами с синими венами и вдумчиво касаясь языком верхней губы. Я вспомнила тот поход в ресторан с тобой: тарелку сырого мяса, которое ты заставила себя съесть, бокал вина, запрокинутый, словно телескоп над твоим лицом, презерватив, натянутый на нож. В тот момент Фиона была – я так думаю – счастлива тем простым, немудрящим счастьем, которое ты отрицала. Она вертела палочки для еды, разглядывала дизайн своей тарелки. Потом она повернула меню ко мне и стала показывать разные блюда. Внезапно я обрадовалась, что привела ее сюда, даже если ничего из этого не выйдет, даже если она мне ничего не расскажет. Легко было представить, как Роджер или Лора ждали и ждали Марго; в то время как женщина, сказавшая ей уйти, жила у них в сарае. Теперь же я поняла, что Фионе было еще тяжелее, что она тоже жила в ожидании все это время. В ожидании кого-то, кому она смогла бы рассказать, кому она смогла бы объяснить. В ожидании того, чтобы стать кем-то еще, помимо той, которая вынудила их дочь уйти.

Официантке было лет четырнадцать. Я заказала креветочные крекеры.

А что такое «Бакарди Бризер»? – сказала Фиона.

Официантка принесла ей ярко-оранжевую бутылку, и мы с ней смотрели, как она пробует это. Она моргнула на меня. Допила. Попросила еще.

Я не знала, что делаю, но Фиона, похоже, была в своей стихии; она решила – гулять так гулять. Для начала она заказала булочки со свининой ча-шао[17], говяжий желудок с черными бобами, дим-самы[18] и кальмар соль-перец. Затем целого зажаренного морского окуня и сверх того рубленую свинину под соевым соусом с дробленым водяным орехом; говяжью требуху с прозрачной вермишелью[19] и пекинскую капусту в горшочке, ростки фасоли с рыбой сухого посола и лапшу дан-дан[20]. Рисом мы пренебрегли, но Фиона захотела жареной картошки. Официантка не спешила с выполнением заказа. На кухне шеф-повар выключил телевизор.