Общество Джейн Остен - Натали Дженнер

Поэтому девушка просто кивнула в ответ и пошла на кухню пить чай, оставив Франсес наедине с портретом своего родича. Эви впервые поняла, что ее работа по-настоящему важна и она делает все, что в ее силах. Она была уверена, что даже Джейн и Кассандра Остен не потребовали бы от нее большего.

Чотон, Хэмпшир.

Сочельник 1945 года

Полные волнующего предвкушения празднества жители деревни потоком устремлялись в приходскую церковь. Родители отпустили своих маленьких детей, и в морозных сумерках те носились меж кладбищенских надгробий, а все мужчины и женщины чинно шагали в своих лучших шляпах и пальто.

Стоуны спустились с телеги Бервика – четверо их детей шли рядом от самого поля на краю деревни. Адам помог сойти своей матери и миссис Стоун, а следом и мистеру Стоуну, чьи ноги больше не сгибались – при ходьбе он подволакивал их, опираясь на две трости.

Доктор Грей уже был в церкви, осматриваясь и гадая, явится ли мисс Найт на службу в этот раз. Хэрриет сидела с ним в одном ряду, а рядом ее старшая незамужняя сестра, но он был не расположен к общению. Его мучили воспоминания о том оскорбительном и неуместном звонке, которым медсестра предупредила его визит к Гроверам.

Медленно вошли Бервики и Стоуны, заняв свои места позади, затем все вдруг засуетились – в сопровождении Эви Стоун и конюха Тома явилась сама мисс Найт. Как ее врач и давний друг, доктор Грей знал, сколько сил ей потребовалось для этого, и ободряюще улыбнулся ей, пока она шла меж рядами, чтобы по обыкновению занять место впереди, справа от алтаря.

Шум стих, из глубины зала появился преподобный Пауэлл, готовый к началу службы. Он попросил всех встать для исполнения торжественного гимна, и в этот самый миг с порывом холодного ветра дверь приоткрылась, впустив Аделину Гровер с матерью. Как можно тише они заняли свои места в центре зала.

Доктор Грей даже не взглянул на них, хоть они и сидели в одном ряду с ним, в соседнем крыле. Он ощущал на себе взгляды Хэрриет и ее сестры, но полностью сосредоточился на уведомлении об увольнении, намереваясь вручить его мисс Пэкхем в новом году. Его не заботили трудности, связанные с поиском новой медсестры, которая бы согласилась работать в Чотоне. Быть объектом сплетен своих подчиненных само по себе нелепо, но совершенно неприемлемо, когда это происходит без всякого повода.

Служба, как и всегда, длилась недолго – преподобный Пауэлл ждал начала празднества не меньше, чем остальные. Пропев последний гимн «Придите, о верующие», все присутствующие дождались, пока мисс Найт покинет церковь, и лишь затем устремились ей вслед.

Доктор проходил мимо надгробий, укрытых снегом, думая о свежей могиле в самом дальнем уголке кладбища, у самой стены, за которой начинались поля. Впервые ли мать пришла оплакать свое дитя в эту ночь? Когда умерла жена, он несколько месяцев не мог прийти к ней на могилу. Каждое утро он просыпался, шарил рукой по постели, искал ее и звал, когда кипел чайник, и в минуты беспросветного отчаяния ему казалось, что краешком глаза он видел, как мелькнул ее халат – она просто вышла из комнаты и вот-вот должна была вернуться.

Доктор Грей пропустил вперед всех остальных и наконец остался один. Дождавшись, когда закроют ворота для усопших, он пошел к новому надгробию, серебрившемуся под луной. В нескольких ярдах было другое, побольше, – утопленное в холодную, мерзлую землю.

Дженни Кларисса Томсон Грей

23 мая 1900 – 15 августа 1939

Горячо любимая жена доктора Бенджамина Майкла Грея

Да упокоится она с миром

Взглянув на могильный камень, доктор принялся читать молитву. Он редко молился, полагая, что молитвы способны лишь унять мирской праведный гнев, но сегодня он желал быть услышанным Богом. Ему нужна была помощь. Он должен был понять, как жить с этой болью, не причиняя боли себе и остальным. Его нарушенная клятва – великий грех, ведь он знал так много, а умножающий знания должен быть милосердным. Доктор думал о мистере Стоуне, что буквально шел по жизни на костылях, о Франсес Найт, что боялась выйти из дома, о вечно печальном Адаме Бервике, понимая, что все они страдали. Да, они сумели пережить две страшных войны, каких еще не видел мир, но ради чего им было жить?

Вот Адам и его мысли о том, как можно сохранить наследие Джейн Остен. Вот список книг, который Аделина дала Эви и ее отцу, вот чашка чая с булочкой там, во дворе усадьбы, и званый вечер уже начался без него. Все это – мелочи в сравнении с войной, но они были намного важнее, чем ему казалось.

Наклонившись, он прижал пальцы к губам и провел ими по надписи на могиле жены. Прошло уже почти семь лет, и он считал, что чтит ее память, предаваясь горю. Но Дженни любила жизнь, как никто другой – столь ясным был ее ум, а сердце – всегда открыто. Ни дня, ни минуты она не жила так, как он сейчас. Для нее в этом не было смысла. Он должен был признаться самому себе в том, что подвел и ее, и себя.

Поднявшись, он вышел через крохотные ворота, державшиеся на разболтанных петлях, вспомнив, что нужно починить калитку Гроверов.

В столовой Большой Усадьбы на первом столике для посуды рядами стояли серебряные подносы с засахаренными сливами, пирожными «картошка» и теплыми «лукошками». Из старого винного погреба Жозефина достала кларет и шампанское, а в большом камине висел черный железный котел, где закипал глинтвейн с корицей, гвоздикой и мускатным орехом. На втором столике были фамильные хрустальные кубки и подставки с шампанским, накрытые плотными белыми салфетками. Под ним, на дубовом паркете, сидели самые младшие из Стоунов, двое мальчишек, и играли в камешки.

Адам скромно стоял у стены в дальнем углу, близ двери в библиотеку, будто вот-вот готовился сбежать. Он почувствовал облегчение, едва завидев доктора Грея, появившегося в зале много позже окончания службы.

Тот принял бокал шампанского из рук Шарлотты, направившись к Адаму, что все так же стоял у стены, опираясь на деревянные панели обшивки, уходившей под самый потолок.

– Шумновато здесь, Адам, и народа полно. Дорого же нам обходятся фруктовые корзиночки Жозефины. Вы в порядке? – спросил его Грей.

– Вполне ничего, – ответил Адам так дружелюбно, как только мог.

Мужчины наблюдали за сутолокой, царившей в зале, поминутно прерывавшимися разговорами и тем, как гости поглощали столь редкие в эти дни апельсины и запасы выпивки из фамильного погреба. Посреди всего этого на ситцевом диванчике устроилась Франсес Найт, и ее привычную бледность сменил румянец от каминного жара.

– Думаю, сейчас не время говорить с ней о коттедже и наших планах, – сказал Адам.

– Боюсь, что так. Этот праздник и так отнял у нее все силы.

Адам повел головой в сторону библиотечной двери справа.

– Вы видели, сколько там книг?

– Заглядывал когда-то давно. По-моему, в усадьбе несколько библиотек, но эта самая большая.