Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941 - Готфрид Леске

У меня было до крайности странное чувство, когда я читал эти описания. Вот о чем я думал: когда они бегут из дома под вой сирены, или дрожат в подвале, или тушат пожар, очень может быть, что это твоя машина, именно твоя, сбросила бомбы на этот самый дом, который теперь объят пламенем. Очень странное чувство, будто смотришь на себя с большого расстояния. Или смотришь на себя как на другого человека. Не знаю, удалось ли мне выразить это ясно.

Когда мы сегодня ночью летели домой, Рихтер настроился на волну. Точно не знаю, что это была за станция, кажется, «Дойчландзендер» из Кенигсвустерхаузена. Шли довольно высоко, около 4000 метров, так что прием был отличный. Сначала передавали какие-то вальсы, а потом музыкальные отрывки из «Веселой вдовы». Мне всегда очень нравилась «Веселая вдова». Вовсе не потому, что это любимая оперетта фюрера, я и вправду очень ее люблю. Потом кто-то запел: «Я сбежал к „Максиму“, там шутки, и яркий свет, и девочки, с которыми я поболтаю…»[33] Это всегда была моя самая любимая песня. Я начал тихонько подпевать, а потом слышу через переговорник, что остальные тоже подхватили. По крайней мере, Бибер и Хессе. Мы спели все остальные мелодии из «Веселой вдовы», хотя слов почти не знали и пели просто «ля-ля-ля» или кто что придумал.

Потом, когда прилетели, Бибер сказал, что у него сегодня день рождения. Было уже три часа ночи, так что день рождения, можно считать, уже начался. Мы единогласно решили отпраздновать немедленно и даже нашли с этой целью несколько бутылок вина, хорошего старого французского вина.

Бибер, оказывается, летал на Варшаву, он нам немного рассказал об этом. С Варшавой дело тянулось не так долго, как с Лондоном, и там не было никаких нейтральных вод, которые бы ее защищали. После того как наши бомбардировщики поработали по городу, у пехоты уже не было никаких проблем туда войти. Самолеты летали так низко, что Бибер чувствовал запах дыма. Никаких противовоздушных средств и в помине не было. Все дело произошло так быстро, что, когда поляки выбросили над Варшавой белый флаг, Биберу стало даже как-то досадно: не удалось хорошенько повоевать. Оберлейтенант, который к этому времени подошел и сел к нам за стол, удивился, что мы не нашли другой темы для разговора за праздничным столом. Бомбардировка Варшавы и в самом деле не самая подходящая тема для дня рождения. Оберлейтенант предложил, чтобы каждый из нас рассказал о каком-нибудь своем приключении из времен летного училища.

Лучше всего рассказал Бибер. Однажды он без увольнительной сбежал из тренировочного лагеря в гражданской одежде. Когда вернулся, его поймали и доложили командиру. Результат – трое суток ареста. Пока сидел на гауптвахте, от нечего делать начал читать устав, впервые в жизни, кстати сказать. Выяснилось, что читать во время пребывания под арестом запрещено, за единственным исключением: Библию читать было разрешено. Так что он заказал себе Библию. И тут вдруг оказалось, что во всем лагере нет ни одного экземпляра. В камере появился офицер и с виноватым видом проинформировал Бибера, что не может доставить ему Библию. Бибер не отступился и заявил, что хочет видеть пастора. При этом опять же сославшись на главу устава. Пастора наконец нашли. Бибер попробовал уговорить его перекинуться в картишки, но тот отказался. Бибер говорит, что пастор наверняка был не прочь, но очень боялся проиграть свои денежки.

Потом, когда оберлейтенант ушел, а все уже порядком поднабрались, мы прокрались в служебное помещение, где стоял мощный радиоприемник, и настроились на Нью-Йорк. И услышали про всю нашу работу за сегодняшний день. Пожары и все прочее. Это было просто потрясающе. Диктор говорил, что эта ночь была самой страшной из всех, которые пережил Лондон. Много рассказывал о людях, дежуривших на крышах домов, о том, как они сбрасывали зажигалки вниз, чтобы не было пожара. Но пожаров было предостаточно, мы сами видели. Сегодня были сотни убитых и раненых, продолжал диктор, но точные цифры узнать невозможно, потому что очень много людей похоронено под развалинами собственных домов. Было невероятно интересно.

Герр Вернер Клеффель[34] гостит у нас уже несколько дней. Надеюсь, он когда-нибудь все-таки отчалит. Он нам уже осточертел.

Вернер Клеффель – кригсберихтер. Раньше такой человек назывался кригсберихтерштаттер, но теперь он называется кригсберихтер. Если его так назвать, то он как будто бы в гуще событий. Более агрессивен, что ли. Но разницы, конечно, никакой.[35]

Я ни в коем случае не отрицаю важность работы репортеров на войне. Естественно, наш народ хочет знать свою армию. И так же естественно, журналист должен бывать на фронте, чтобы получать достоверный материал. Но я не понимаю, почему эти журналисты непременно хотят везде побывать и во все влезть. Я имею в виду, не понимаю, зачем им все это позволяют. Вряд ли кому-то понравится, будь то офицер или рядовой, если вылетаешь на задание, а к тебе в самолет лезет какой-то там корреспондент. В конце концов, гораздо полезнее взять еще одну бомбу, чем журналиста. Бомба все-таки поможет победить врагов, а журналисты только нервируют экипаж.

Больше всего раздражает то, что эти ушлые ребята ведут себя так, будто бы вся эта война ведется исключительно для их удовольствия. Послушаешь их, и кажется, что они собрались на футбольный матч. Я не слишком удивлюсь, если герр Клеффель спросит меня, залезая в самолет: «Извините, пожалуйста, а где здесь места для прессы?»

Мне пока везло. Меня еще не заставляли брать с собой журналистов. Но у некоторых ребят уже есть что рассказать про них веселенького. Конечно, это потом смешно, после заварухи, но когда ты над зенитками или на тебе висят «спитфайры», а этот парень делает себе в штаны, блюет на всю машину или визжит, как свинья, это совсем даже не смешно.

Как только этот герр Клеффель объявился, он сразу же радостно заявил нам – это было за ужином, – что прибыл присутствовать на великой последней битве с Англией. Бибер тут же ему заметил, что это завтра, в три пополудни. Но герр Клеффель благоразумно сделал вид, будто не расслышал шутки. Он просто хочет присутствовать. Редактор сказал ему: вы должны присутствовать на битве. От нас требовалась самая малость: начать битву вовремя и долго не мешкать, чтобы утренние издания могли донести читателям детальный репортаж о вступлении герра Клеффеля в Лондон.