Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941 - Готфрид Леске
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня Бибер пошутил:
– Если так будет продолжаться дальше, нам понадобится специальная воздушная полиция регулировать движение.
Это точно. Летать все хуже и хуже. В том смысле, что самолетов в воздухе стало полным-полно. Иногда удивляешься, как самолеты умудряются не сталкиваться в воздухе. Для меня загадка, где англичане берут столько самолетов. Когда мы подходим, они всегда тут как тут. У них целые орды истребителей. Не то чтобы это им сильно помогало. Я думаю, они не выдержат долго такой темп.
Когда мы идем несколькими уровнями, один строй вслед за другим, кажется вообще невозможным, чтобы хоть один английский истребитель смог пролезть между нами. Им, наверное, кажется, что движется бетонная стена. Нужны железные нервы, чтобы нырнуть внутрь нашего строя. Но надо отдать им должное, они это делают. Это почти наверняка самоубийство. Потому что, если даже томми посчастливится сбить одну нашу машину, он все-таки не может рассчитывать выбраться отсюда живым.
Меня раздражает, когда «харрикейн» протискивается между нами. Именно раздражает. Такое чувство, что ты идешь строем на параде, а тут какой-нибудь идиот выбегает на площадь и сминает весь строй. Мне совершенно ясно, что никакой томми не может сделать ничего другого, разве что слегка расстроить наши боевые порядки. Хочется взять его за шиворот и напомнить: твое место не здесь, следовало бы вести себя поприличнее. Не правда ли, мысль странная для военного времени?
Наверное, такие чудные идеи приходят мне в голову потому, что просто невозможно ненавидеть врага каждый день и каждую минуту. Мы знаем, что англичане наши враги, что мы должны их бить, что мы будем их бить, но невозможно же ненавидеть каждого пилота в каждом «харрикейне», черт бы побрал того и другого.
По дороге домой начинаешь понимать, как ты устал и какая трудная сегодня была работа. Те час или два, пока работал, ничего такого не замечал. Начинаешь это чувствовать только потом. Теперь я представляю себе, как буду принимать душ. Это мое любимое занятие после полета. Душ! Сначала очень горячий, потом понемногу делаю воду все холоднее. Никогда не думаю о еде. Про еду я упомянул потому, что вспомнил Бибера, по пути домой он всегда что-нибудь делает: убирает с прохода ящики с патронами, складывает в угол пустые диски, а главное, протирает все подряд тряпочкой. Так вот, он постоянно думает про еду. По крайней мере, если он и говорит о чем-то, то исключительно о еде. Когда самолет заруливает на стоянку и ты уже можешь слышать свой собственный голос, он всегда бормочет себе под нос что-нибудь вроде: «Вот бы сегодня шницель на ужин».
Привыкаешь ко всему на свете. Я до сих пор помню, как после первых полетов на Англию мы вылезали из машины и первым делом, затаив дыхание, обходили ее кругом, смотрели, куда ее ударило. Как мы глазели на пулевые пробоины и удивлялись, мол, как близко от жизненно важных узлов пришлись некоторые попадания, как считали дырки, сколько их, пятьдесят или больше. Теперь ничего подобного. Мы, конечно, внимательно осматриваем самолет после каждого полета, потому что нам нужно делать доклад. Но мы просто отмечаем попадания и не особенно волнуемся по этому поводу. Знаем, что если мы там, то гораздо более вероятно, что в нас попадут, чем не попадут. Но мы также знаем, что мы нормально добрались домой, и только это единственное идет в зачет. Осматривать машину тоже стало привычкой, как идти утром на работу и возвращаться вечером домой.
Прочитал сегодня в «Фельдцайтунг», что некий Мэтью Тэйлор, президент профсоюза каменщиков Америки, стащил изрядную сумму из общей кассы. Что-то около 30 000 долларов. Что интересно, он сознался сам, причем уже лежа на смертном одре. В противном случае доблестная американская полиция, которая, очень может быть, сама помогала ему вскрывать сейф, так ничего бы и не узнала. Вот такой он, Новый Свет. И эти люди еще нападают на нашего фюрера, обвиняя в том, что он разогнал все эти профсоюзы и пересажал коммунистов и социалистов в концентрационные лагеря. Подобные случаи как нельзя лучше показывают, как нам в Германии повезло, что фюрер разобрался со всей этой дрянью. А еще такие случаи должны заставить американцев задуматься. В один прекрасный день они проснутся от спячки и сбросят правление коммунистов и еврейских капиталистов.
Я нахожу нашу «Фельдцайтунг» гораздо более интересной, чем многие нынешние книги. Мы постоянно получаем из дому самые последние военные издания. Все они невыносимо глупые. Читал недавно «С бомбами и пулеметами над Польшей» Граблера и «Нарвик» Буша. Книги, надо полагать, очень интересные и поучительные, особенно для наших «бойцов тыла». Но мы здесь сами прекрасно понимаем, что к чему, поэтому нам нет никакого смысла тратить свободное время на чтение этой белиберды.
Но эти две книги еще очень даже ничего по сравнению с другими военными новинками. Эти совершенно идиотские. Интересно, откуда этот народ берет материал для своей стряпни. Скорее всего, ниоткуда, сидят целыми днями за своими пишущими машинками где-нибудь в Берлине и думать не думают съездить узнать, что такое война на самом деле. То, о чем они пишут, может произойти, такое случается, но это все настолько невероятно, что поверить в это невозможно. Например, в книге, которую я недавно читал, есть один герой, зовут его Фриц фон Такой-то, пилот «мессершмита» – все эти герои всегда не иначе как на «мессершмитах», пилот «хейнкеля» для них недостаточно симпатичен. Ну да ладно. То, что с ним происходит, абсолютно невероятно. Одно приключение за другим, одна заваруха за другой. Почти каждый день его сбивают, но каждый раз он как-нибудь выкручивается. Один раз он даже сбежал из лагеря для военнопленных, переодевшись женщиной. Если бы все наши пилоты начали курочить свои машины, как этот Фриц, то даже при всей нашей мощной промышленности мы бы давно уже остались без самолетов.
Надо полагать, дома народ любит читать подобную чепуху. Но что до нас, то это полный бред. Я хочу сказать вот еще о чем. Все эти книжные герои говорят не человеческие слова, а какие-то напыщенные речи. Как будто они находятся на сцене. Они ни на минуту не прекращают болтать о храбрости, самопожертвовании, верности отчизне и к тому же никогда не заканчивают предложения без упоминания фюрера. Я хочу сказать вот что: мы совершенно не такие. Если кто-нибудь попросит нас ответить честно, что мы думаем о подобных вещах, и если мы действительно захотим ему ответить, то, пожалуй, наши мысли будут те же, что и у этих героев. Но мы попросту ему ничего не ответим. Мы вообще не говорим о таких вещах. Есть много чего такого, что ты считаешь важным, но о чем просто не любишь говорить. И любой разговор об этом считаешь вовсе не важным, а, наоборот, самым что ни на есть дурацким. И если человек захочет написать книгу о нас, он должен знать об этих вещах. А все эти писатели, которые, наверное, получают кучу денег, не знают о них ни черта.
Хессе собрался жениться. Мне сказал Бибер. Я был, честно говоря, несколько обескуражен. Хотя, конечно, все это теперь не мое дело, особенно если это касается Лизелотты. С одной стороны, я понимаю, если Лизелотта действительно собралась за него, то это у них серьезно. А с другой стороны, что может быть серьезного с Хессе, если в Берлине у него девушка, с которой он уже давно обручен? Но какого черта! Мои благословения.