Воющие псы одиночества - Александра Маринина

- Так это пока ты непосредственно раскрытиемзанимаешься. Ты ж пойми, мать, раскрытие убийства, особенно заказного илирезонансного, - это политика. Политика - это игры, а в игры ты не играешь,поэтому он тебя боится, ты же неуправляемая совершенно. А аналитика - этосовсем другое дело, это не конкретные преступления, а обобщения и прогнозы, сполитикой не связанные. На аналитике ты не опасна. Сечешь?

- Ну, допустим, - осторожно ответила Настя. - Допустим,все так и есть, и реформа нашей конторы действительно пойдет по этому пути,хотя я лично очень в этом сомневаюсь, уж больно прогрессивно получается, прямокак в сказке. Помнишь, сколько лет Колобок мечтал, чтобы по каждой группепреступлений была своя аналитика, штатная, а не подпольная, как у нас в отделе?Жаль, не доработал он до этого светлого праздника. Допустим, все так и будет. Идаже допустим, что начальником управления сделают нашего Афоню, ты плавноперетечешь на должность начальника одного из профильных отделов, а меняназначат в аналитический отдел на полковничью должность. Допустим. И что изэтого следует? Почему нужно на ночь глядя мчаться ко мне домой с этимиизвестиями? Ты используешь это. как повод, чтобы приехать, а потом потихонькуначнешь меня грузить обстоятельствами какого-нибудь убийства и втягивать вобсуждение. Этот фокус у тебя не пройдет, Коротков. Я тебя нежно люблю, нопредупреждаю честно: не пройдет. Спасибо, что подвез. Тебя Лешка покормил?

- Покормил, - растерянно подтвердил Юра, обалдевший оттакой резкой смены темы разговора. - А что?

- Значит, ты не голодный, законы гостеприимства мысоблюли. Все, солнце мое незаходящее, я пошла домой, а ты поезжай.

Она открыл а дверь и собралась выходить.

- Да погоди ты!

Коротков протянул руку и рывком захлопнул пассажирскуюдверь.

- Куда это ты пошла? А я? Я еще не все сказал. Ты вот очем подумай, подруга. Если тебе светит полковничья должность, то нет никакойнеобходимости заводиться с диссертацией, ты так и так получишь возможностьзаниматься аналитикой, которую любишь больше жизни, при этом ты останешьсярядом со старыми друзьями - со мной, с Мишкой, с Серегой Зарубиным, тебе непридется менять коллектив, и будешь ты служить еще много лет. Ну?

- Что - ну? - тупо спросила Настя, хотя прекраснопонимала, куда клонит Коротков.

- Да бросай ты к чертовой матери эту наукообразнуювозню, выходи из отпуска и работай в свое удовольствие. А как Афоня выйдет всередине мая, поедешь отдыхать, Тепло уже будет, солнышко, поплаваешь,позагораешь, фруктов поешь. А?

Ну правильно, так и есть. Бросай науку, выходи преступленияраскрывать, твое будущее мы обеспечим. Не мытьем - так катаньем, не дружескимипросьбами - так начальственными посулами. Ах, Юрка, Юрка…

- Юрочка, - мягко произнесла она, снова открывая дверь,- я уже сказала: не пройдет. Я готова допустить, что все будет так, как тыговоришь. Но если ты действительно хочешь, чтобы оно именно так и случилось, толучше мне быть кандидатом наук, причем именно в области аналитики и именно почасти раскрытия убийств. Вот тогда у меня будет преимущество перед другимипретендентами на должность.

- Да ты что, Каменская?! Пока ты будешь кропать своюнетленку, всех уже поназначают, ни одной вакансии не останется!

- А я не тороплюсь, у меня еще год с лишним есть. Ипотом, пока эта реформа развернется, пока все предложения десять раз обсудят,утвердят, пока всех за штаты выведут на два месяца, пройдет как минимумполгода. За это время я должна успеть сделать столько, чтобы никто несомневался, что диссертацию я напишу и выйду на защиту. Ты меня понял, солнцемое? И не смей мне мешать.

Она поцеловала Короткова в щеку, вышла из машины и стояла натротуаре до тех пор, пока красный «Форд» не скрылся из виду. Ей былоодновременно грустно и стыдно.

Юрий не мог, да и не хотел отказывать отцу, когда тотпопросил его встретиться с коллегой и рассказать о том убийстве. Нет, ЮрийНазарович Бычков вовсе не жаждал делиться своими воспоминаниями и, главное,соображениями, но это самое нежелание и долгое молчание вконец вымотали его.Ему казалось, что он может не возвращаться к истории с убийством ТанечкиШустовой до конца жизни, просто молчать, ничего не говорить и ничего ни у когоне спрашивать. Но в тот момент, когда раздался звонок отца с такой странной инеожиданной просьбой, он вдруг почувствовал, что надолго его не хватит. Покаеще он может держаться, но это пока, а что будет через год? Через два? Выдержитли? И все-таки, когда к нему домой пришла рекомендованная отцом АнастасияКаменская, он промолчал. То есть рассказал все, что счел нужным, и упрекнутьсебя ему было не в чем, потому что Каменскую интересовали характер Татьяны, еевкусы, привычки, особенности мышления, а об этом Юрий Бычков мог говорить безволнения и страха. О том, что было для него страшным, она так и не спросила. Аон не сказал.

Но на следующий день Каменская позвонила снова. И задалавопрос, ставший для Юрия Назаровича чем-то вроде детонатора.

- От ваших бывших коллег я узнала, что убитая Шустовабыла для вас близким человеком и вы даже жили вместе. То, что вы не сказали обэтом мне, я могу понять, я для вас посторонняя, а вопрос интимный. Но об этомне знал даже ваш отец. Почему?

- Я ему не сказал, - коротко ответил доктор Бычков.

- Почему? - повторила свой вопрос Каменская.

И он решился.

- Я готов встретиться с вами еще раз, - сказал он.

…В 1997 году отец еще работал в уголовном розыске, и в июлеего отправили в командировку в Краснодарский край, где работала большая оперативно-следственнаябригада по какому-то сложному делу. Юрий в то время уже жил отдельно и в сутьработы отца не вникал, знал только, что тот уехал и вернется не раньше, чемчерез месяц. И вдруг позвонила мать:

- Юрочка, у папы инфаркт, мне только что сообщили. Егоположили в больницу в какой-то станице. Я немедленно должна ехать к нему.

Юрий заметался. Конечно, ему надо ехать вместе с матерью,самому на месте посмотреть, какие там врачи и какой уход, но у него в отделениитяжелые больные, которых он ведет, и несколько плановых операций.

Не отпустит его завотделением, это точно. Завотделениемдействительно Бычкова не отпустил, и аргументы привел такие весомые, противкоторых у Юрия возражений не нашлось.

- Ничего, сынок, я сама съезжу, инфаркт - штука давновсем известная, и все врачи даже в самых захудалых дырах знают, как его лечить.Главное - уход, а уж это я смогу папе обеспечить. Боюсь только, что с билетамибудет проблема, ведь это южное направление, а сейчас разгар лета. Я поеду навокзал и в авиакассы, попробую, а уж если нет, тогда придется подключать связи.

- Тут я смогу помочь, - заверил Юрий.

В шесть вечера он вернулся с работы, в восемь позвонилматери, чтобы узнать, удалось ли ей купить билет, но к телефону никто неподошел. Не сняли трубку в родительской квартире и в девять, и в десять, и водиннадцать. «Может быть, она уехала? - подумал он. - Вдруг в кассе оказалисьбилеты на отходящий поезд или на ближайший самолет? Но почему мама даже непозвонила? Совсем времени не было? Нет, не могла она просто так уехать, у нас всемье это не принято. Позвонила бы. А может быть, действительно не успевала?Мама - человек ответственный, а в поезде наверняка у кого-то из пассажировнашелся бы мобильник, она бы уговорила дать ей позвонить, ведь всего-то на полминутки.А если она опаздывала на самолет, то в накопителе все равно пришлось бы ждать,и там тоже обязательно был бы кто-нибудь с мобильным телефоном. И потом, что жеона, без вещей уехала? Вот так, в чем была, с одной дамской сумочкой? Или онана всякий случай собрала все необходимое и взяла с собой, когда поехала забилетом?