Искалеченный мир - Вадим Громов

— И ничего такого, что заставляло бы загадочно лыбиться, как та Дуня из Лувра. — Блондинка почесала бровь. — Разве что — «иголка» навернулась. Причём, я бы сказала — нестандартно загремела. Что удручает и наводит на весьма скверные мысли… Ладно, ночуем в машине. Алмаз — давай туда, к стеночке припаркуйся, и на боковую. Вы как хотите, а я дрыхать…

Через полчаса все спали, и только бойцы Бубы Блотнера исправно несли свою службу, заранее маясь дурным предчувствием.

Шатун вынырнул из сна, в первую очередь оглядываясь вокруг, а уж потом начиная протирать заспанные глаза. Утро уже наступило, и что характерно — вполне оптимистическое утро, не дающее никаких поводов для уныния.

Он вылез из «Горыныча», сделал несколько приседаний, до хруста потянулся. Утро действительно было замечательное — бледно-изумрудное небо, оранжевые, с лазурной каёмочкой облака. Одним словом — никакого видимого сдвига к безоговорочному слиянию параллельных миров.

Орлы Якова Мироновича находились на своём посту, безо всякого удовольствия созерцая царящую вокруг благодать. Немного радовало лишь то, что Буба оказался хреновым прорицателем и паскудное состояние души не заявилось в гости в более сжатые сроки. Хотя — часом раньше, часом позже. Эх, жизнь-жестянка…

— Мужики, а где у вас умыться можно? — Шатун подошёл к ним, доброжелательно улыбаясь. Собственно, даже самая добродушная улыбка у него выглядела так, что у всякого увидевшего её в голове молниеносно созревала череда зловещих ассоциаций. Пара хорошо заметных тесаков убедительно дополняла эту картину.

— За угол зайди, там рукомойник приколочен. — Указавший нужный ориентир был наголо бритым, коротконогим крепышом, примерно ровесником Шатуна. От внешнего уголка его левого глаза, змеясь сверху вниз и пересекая губы, тянулся тонкий шрам: немного не доходящий до горла. Крепыш выглядел тёртым караваем, но при надобности Шатун мог порвать его на шелуху, не особенно утруждаясь. Не спасла бы даже неплохая штурмовая винтовка «ЛР-300», которую обладатель шрама держал в руках довольно уверенно.

— «Гейша»? — Шатун указал на шрам крепыша.

«Гейшей» называли ящероподобную вертлявую тварь, имеющую что-то общее со «свистопляской». Очень красивую и очень опасную. Её передние конечности были перепончатыми, раскрывающимися наподобие веера. И на конце этого «веера» имелись острейшие коготочки, способные «расписать» вдоль и поперёк организма любого зазевавшегося любителя прекрасного. Но ведь в натуре — красива была, зараза. Как настоящая, грациозно танцующая перед клиентами гейша.

— Она, прошмандовка, — кивнул крепыш, проведя пальцем по шраму. — Хорошо, что Мироныч не стал хлебалом в щелкунчика играть, а то лежать бы мне — в холодном виде.

— Да, свезло Котовскому, — включился в беседу второй блокпостовец. Гибкий рыжеватый малый с глазами то ли хорошего психолога, то ли профессионального мошенника. — Мироныч у нас, конечно же, человек без чувства юмора, но зато с хорошей реакцией и чутьём на всякие гадости. Не будь его рядышком в ту драматическую минуту, Котовскому пришлось бы печально… А так хоть есть про что матрёшкам позадвигать. Котовский любит проникновенно трындеть, как он один против пяти «камнерезов» бился. Бабы верят!

— А вы сами-то откуда? — спросил бритоголовый. — Буба вчера пробурчал что-то про Тихолесье, но я до конца не въехал. Оттуда будете?

— Оттуда.

— И как там? Курорт?

— Ага, — мрачно осклабившись, кивнул Шатун. — Приходишь себе на пляж, а там от «пешеходов» не протолкнуться… Шипачи, опять же — по трое стали носиться. Видел когда-нибудь такое?

— Такого — нет! — с чуточку охреневшим видом сказал Котовский. — Если уж шипачи стали на троих соображать… Что вообще творится?

Шатун с видом «сам удивляюсь!» пожал могучими плечищами и пошёл умываться. Дружеская симпатия — это одно, а вот разбазаривание эксклюзивной информации — это совсем другое. К тому же — людям, которых он знает всего пару минут. То, что Лихо о возможных жизненных сложностях намекнула владельцу придорожной шашлычной, — это полбеды. Он, если можно так выразиться, вольный стрелок. А вот эти двое — люди из Системы. Шатун, Лихо, Алмаз и Книжник тоже были частью Системы, пока непредвиденные факторы не привели ее в состояние полной недееспособности. Вписываться в новую — это как получится, особенно после намечающейся беседы с местным авторитетом. А как поведёт себя другая Система, узнав о планах и мотивах четвёрки, не мог предсказать никто. Поэтому меньше болтаешь — лучше самочувствие…

— Ну что, гадский папа? Напропалую выбалтываешь наш эпохальный план по спасению Вселенной? — Лихо подошла сзади. — Вот дадут нам по темечку, заберут деактиватор — и не видать нам лавров спасителей, как Книжнику — моей благосклонности.

— Да ну тебя. — Шатун пригладил волосы и стряхнул оставшуюся воду с рук. — С каким бы превеликим удовольствием я отказался от этой почётной миссии, ты даже не представляешь. Надеюсь, что твои надежды на сегодняшний визит к этому деятелю будут ненапрасными.

— А уж я-то сама как надеюсь…

Вскоре проснулась оставшаяся часть команды. Наскоро ополоснувшись и не озаботившись даже лёгким перекусом, они двинулись дальше. Котовский попытался как бы невзначай выведать у Лихо ещё что-нибудь о происшедшем в Тихолесье, но получил в ответ полный непонимания взгляд, подкреплённый частым хлопаньем ресницами. Когда крепыш сослался на информацию, полученную от Шатуна, блондинка расплылась в очаровательной улыбке.

— Да вы его не слушайте! Он у нас контуженый совсем! Вон, видите на машине вмятину?

Вмятин на «Горыныче» не то чтобы хватало с излишком, но некоторое количество всё же присутствовало. Помявшись, Котовский закивал головой. Есть же вмятина, неважно какая…

— Это он год назад головой с разбегу приложился. Теперь иногда всякую ересь несёт, особенно незнакомым. А с виду — нормальный человек.

Лихо захихикала и пошла к внедорожнику. Неважно, поверили ей или нет, — этим ребятам через пару часов станет не до разбора свежих новостей. Лютая депрессия, да на целый день — это серьёзно, господа…

«Горыныч» завёлся с полоборота и покатил прочь от блокпоста.

— А почему «Буба Полушкин»? — спросил Книжник у Лихо.

— На самом деле не «Полушкин», а «Пол-ушкин», — пояснила Лихо. — У него, когда Сдвиг по-настоящему загулял, в первый же месяц какая-то живность, из новых, пол-уха смахнула. Вот тебе и весь расклад. Так-то он мужик неплохой. Вот только с чувством юмора у него напряг жуткий. Я бы даже сказала — тотальный.

— Заметно, — сказал Алмаз, проезжая мимо заброшенной станции метро, на которой сохранилось название «Сокол». — То-то он на тебя глядел, как «торчок» на Глыбу. Обречённо…

— А почему «Буба»?

— А вот это — тайна великая есть, друг мой. Не колется Яков Мироныч, как ни пыталась я на него своими чарами воздействовать… И чувствую, что никогда не дознаюсь.

«Горыныч» двигался по Ленинградскому шоссе, держа путь в сторону центра. Даже после всех пережитых сотрясений Москва почти вернулась в прежний жизненный ритм. Конечно же — с поправками на новые реалии. Москве повезло — от начала Сдвига до появления почти адекватно ориентирующейся в пространстве власти прошло чуть меньше года, и это сыграло далеко не последнюю роль в сбережении порядка. Прогресса, понятно, не наблюдалось, но и назвать всё, что происходило внутри МКАДа, полным убожеством и апогеем безнадёги было бы несправедливо. Заводы, в новом понимании этого слова, конечно же, дымились через пень-колоду, потихоньку доходя до нулевой стадии производства. Пароходов, самолётов и прочих «Жигулей», понятное дело, никто не строил. Но с голодухи никто не пух, и «свистопляски» по улицам не шастали, чувствуя себя хозяевами положения. Главной и основной задачей было выживание. И исходя из этого — производство предметов первой необходимости. Еда, одежда. Оружия и боеприпасов по армейским складам осталось немерено. Труднее было с топливом, но тоже как-то выкручивались. Одним словом — выживали. И бывшая златоглавая была далеко не самым наихудшим местом на искорёженной Сдвигом планете. Сюда, как и в Суровцы, тянулись желающие дожить свой земной век в относительно приличной обстановке. Благо с жильём здесь было крайне вольготно. А всё остальное приходило по мере личного вклада в окружающую среду обитания. Беспредельщиков и прочих синьоров фортуны, готовых лупить очередью от пуза, здесь не жаловали. Умеренное количество криминала, конечно же, водилось, но он был, так сказать, домашний, дающий лапу если не при первом свистке, то где-то из этой оперы. Чтобы в стольном граде, да без криминала? Это вообще ни в какие ворота. Хамьё, начинающее складывать жмуров в штабеля, не заживалось ни под каким соусом. Хоронили и забывали, как звали и где прикопан на скорую руку. Имелось даже энное количество ученого люда, бьющегося над разгадкой феномена Сдвига. Причём почти каждый месяц бодро рапортующего о максимальном приближении к желанному результату. Вследствие чего, спустя энное количество лет, веры этим столпам науки и техники не стало ни на грош, но, скрепя сердце, им разрешили продолжать исследования. Авось и выплывет чего… Хотя несколько лишних пар рабочих рук на посадке картошки, которая в нынешних условиях вырастала ярко-голубого цвета, но зато размером с прежний ананас, были бы предпочтительнее.