Дом в небе - Сара Корбетт

– С трудом, – ответил он, закуривая сигарету.

От влажности его волосы стали пышнее. Он выглядел утомленным поездкой, но страх у него, похоже, прошел или притупился.

– Здесь совсем не так, как в Багдаде, – пробормотала я, пьяная от усталости.

В Багдаде каждую ночь слышались взрывы, стрельба, то и дело ревели сирены – пронзительные, резкие, всегда близкие и пугающие. Вспоминая об этом, я поняла, что толком не сплю уже много месяцев. В Могадишо, наоборот, стояла кладбищенская тишина. С улицы не доносилось ни звука, будто с наступлением ночи город вымер. Я слышала, как деревья шелестят на ветру, и больше ничего.

Да, Могадишо совсем не Багдад. Он другой. Он кажется таким мирным, хотя иностранные газеты описывают его как «ад на земле». Я была рада, что мы приехали сюда и увидели его собственными глазами. Я пока не понимала, насколько обманчива эта тишина.

За все годы, что читала «Нэшнл джиографик», в самых смелых мечтах о журналистской карьере, я и представить себе не могла, что когда-либо встречу человека, который работает в этом журнале. Это было просто невообразимо, немыслимо. И вот это произошло. Они жили здесь, в Могадишо, – журналист и фотограф, американец и француз. Именно эти двое оказались нашими единственными соседями в отеле «Шамо», насчитывавшем сорок восемь номеров.

Роберт Дрейпер был авторитетный журналист из Вашингтона. Его светлые волосы были разделены пробором, он говорил с легким техасским акцентом и держался с уверенностью видавшего виды человека. Его коллега Паскаль Мотре, джентльмен и ветеран фотожурналистики, жил с семьей в Париже, но большую часть времени проводил в командировках. Он изъездил всю Африку и успел уже не раз побывать в Сомали. В Могадишо они прибыли тремя днями ранее, предварительно наняв Аджуса. Мы познакомились в столовой. Когда они рассказали о себе, я почувствовала смесь благоговения и обиды. Выходит, Аджус предпочитает работать с ребятами из «Нэшнл джиографик», а нам подсунул этого мямлю Адби, которому явно недостает опыта. Позже выяснилось, что помимо Абди у Аджуса была договоренность с переводчиком, но прямо перед нашим приездом тот отказался, побоявшись появляться в компании белых. Поэтому Абди вынужден был выступать сразу в роли оператора, переводчика и посредника.

Когда я попросила Паскаля, фотографа, рассказать мне, чем они занимались в Сомали, где побывали, думая почерпнуть из его опыта что-нибудь полезное, он вежливо, но твердо отказался.

– Извините, – произнес он с сильным французским акцентом, – если я вам расскажу, то вы, чего доброго, поедете по нашим следам. Это огромный риск. В Сомали нельзя делать одно и то же дважды. Они вас поймают.

Я поняла: «они» – это Аль-Шабаб или другие бандиты. Все, кто не прочь поживиться за счет иностранцев.

Паскаль нравился мне своей прямотой. Да, он оберегал свои находки, но в то же время искренне заботился о нашей с Найджелом безопасности. Приехав в Сомали на десять дней, Паскаль и Роберт усердно работали и не тратили время по пустякам. Рядом с ними мы выглядели жалко – неопытные, стесненные в средствах и бесцельные. Но если они так думали, то держали свое мнение при себе.

– Шевелите мозгами, – посоветовал Паскаль в первый день, – и слушайте Аджуса.

Аджус Санура, темнокожий серьезный человек в прямоугольных очках, ни на минуту не выпускал из рук телефона, собирая новости по всему городу. У него было много друзей. Сомалийцы, объяснял он, любят поговорить, обменяться сплетнями. В городе, где отсутствует инфраструктура, где каждый день на улицах стреляют, где постоянно меняется власть, сотовый телефон – это поистине линия жизни. Новости распространяются быстро благодаря семейным связям, образующим обширные сети. «На рынок Бакаара сегодня не ходите», – сообщают в одной сети. Или: «Стреляют на перекрестке К-4. Убиты две женщины, один солдат ранен». Аджус стремился проникнуть в как можно большее количество сетей. Карманы его всегда были набиты мелкими купюрами. Он давал взятки, чаевые, оказывал услуги, имел контакты во всех бандах, в правительстве и за пределами города. У него были друзья среди боевиков Аль-Шабаб, в армии Эфиопии, в Переходном правительстве и в различных кланах. И все это ради его клиентов – иностранных журналистов. Он мог устроить им любое интервью, сообщить самые свежие новости, организовать безопасный проезд по дороге, контролируемой самыми свирепыми отморозками. На левом запястье он носил тяжелые золотые часы.

Аджусу было лет сорок. У него была жена и десять детей. Его дом находился в другой части города, но когда приезжали иностранцы, он снимал номер в отеле «Шамо». Мы встретились с ним утром за завтраком. Аджус, бегло говорящий по-английски, заверил нас, что обо всем позаботится и что Абди держит его в курсе наших дел и постоянно на связи. И повез куда-то Роберта и Паскаля. Говоря с нами, он успевал отвечать на телефонные звонки – с самого утра по очереди начала отзваниваться армия его незримых информаторов, сообщая ему последние известия.

Работать с белыми в Сомали хоть и рискованное, но очень прибыльное дело. Не каждому дано быть посредником. Карьера Аджуса началась в 1993 году, когда его наняли носить по городу штатив для оператора Би-би-си. Ранее он служил официантом в ресторане у Шамо. С тех пор он добился больших успехов, хотя сейчас его бизнес, как и бизнес мистера Шамо, сильно страдал от войны. Белые боялись ехать в Сомали. Двое из его подопечных журналистов были убиты. Он говорил, что они погибли оттого, что невнимательно отнеслись к его советам. Женщину-продюсера Би-би-си застрелили в 2005-м – она вышла из отеля «Сахафи» и ждала на улице машину. Очень легкомысленный поступок. Другой случай произошел со шведским оператором в 2006 году. Этот вошел в толпу во время политической демонстрации, хотя Аджус предупреждал его, что живым он оттуда не выйдет. Так и получилось – какой-то подросток выстрелил ему в спину. Казалось, Аджус до сих пор тяжело переживает обе эти потери.

Вот и мы получали от Аджуса строгие указания насчет того, где можно, а где нельзя появляться в Могадишо. Источники поминутно снабжали его информацией. К примеру, на второй день мы хотели посетить лагерь беженцев к западу от города, но его информатор предупредил, что сейчас не время разъезжать по той дороге. Аджус не объяснил причин, но спорить мы не решились. В конце концов, все городские и пригородные дороги были предметом раздора между конкурирующими бандами.

Мы ездили повсюду с Абди и двумя вооруженными охранниками, но даже в такой компании я чувствовала свою уязвимость. Эти черные «мицубиси-паджеро», в которых перевозили иностранцев, выдавали нас с головой. Пусть никто не видел наших лиц за тонированными стеклами, но всякий, видя этот черный внедорожник, понимал: в отеле «Шамо» живут иностранцы. Новость тут же распространялась среди многочисленной родни, и таким образом все в городе узнали о нашем присутствии.

На второй день мы посетили два пункта питания, организованных в Могадишо по линии Всемирной продовольственной программы. Мы с Найджелом много фотографировали. Абди записывал на камеру мои интервью с сомалийцами, которых война и голод вынудили бросить свои дома и бежать в Могадишо. Я впервые столкнулась с таким ужасом и безысходностью – они не просто голодали, а буквально погибали от голода. Внутри ограды сотрудники готовили огромные котлы чечевичной похлебки и жидкой пшенной каши, а за оградой ждали истощенные люди, выстроившись в бесконечные спутанные очереди. Их было не менее тысячи. В одной стояли мужчины, в другой женщины и дети. В руках у каждого было пустое жестяное или пластиковое ведро. Апатичные большеголовые дети с распухшими коленями сидели на земле у ног матерей. Несколько детей забились под остов разбитой ржавой машины, дававший прозрачную тень. Из-за войны, морских пиратов и бандитов на дорогах продовольствие привозили нерегулярно. Иногда люди добирались издалека лишь затем, чтобы их отправили обратно.