Запретное чтение - Ребекка Маккаи

Если Лорейн останется верна себе, то через час или два устроит страшный разнос Саре-Энн за то, что та забыла про мой отпуск, который, понятное дело, был запланирован еще несколько недель назад. — Даже Рокки знал, что она уезжает! — будет кричать Лорейн. — А ведь он, в отличие от тебя, не ее подчиненный!

Я нажала кнопку отбоя и взглянула на экран телефона: никаких сообщений не было. Зато было четыре пропущенных звонка: все четыре — из библиотеки, но звонили еще вчера, до того как я оставила сообщение Рокки. Естественно, они забеспокоились, особенно если кто-то обратил внимание, что в библиотеке повсюду горит свет. Но забеспокоились не настолько, чтобы начать в панике забрасывать меня сообщениями, и это уже было неплохим знаком. На домашнем автоответчике меня, наверное, ждало что-то вроде: «Люси, привет, мы просто хотели узнать, где ты».

В дверь постучался Иэн (много-много быстрых и громких ударов), и я пошла открывать. Он стоял на пороге полностью одетый и причесанный и держал в руке тюбик зубной пасты. Глаза у него были красные, но он улыбался и слегка подпрыгивал, поднимаясь и опускаясь на носках.

— Я подумал, что вам не помешает немного освежить дыхание, — сказал он.

В тот день я разрешила Иэну сесть на переднее сиденье. Я решила, что он уже достаточно высокий для этого, и к тому же мне казалось, что водить машину безопаснее, когда сзади никто не орет.

Я купила Иэну в гостиничном автомате упаковку из шести маленьких пончиков с сахарной пудрой, и теперь он нацепил их себе на пальцы, как кольца, и понемногу обгрызал с разных сторон. На голове у него была бейсболка «Аризона кардиналс», слишком большая и какая-то квадратная — видимо, раньше он ее никогда не носил. Я подумала, что, наверное, он выудил ее откуда-то у себя из-под кровати — посчитал, что это подходящий предмет для побега из дома.

— Ну что, куда поедем? — спросила я у Иэна, снова выезжая на автомагистраль.

Он посмотрел на меня недоуменно, как будто забыл, что путь у нас указывает он.

— А, ну вы пока оставайтесь на этой дороге, — наконец сказал он. — Сворачивать еще не скоро.

— Мы движемся в сторону Чикаго, — предупредила я. — Твоя бабушка случайно не там живет? А то я знаю одно местечко, где мы могли бы остановиться, там намного приятнее, чем в отеле. Правда, ехать туда довольно долго, зато там много еды и книг.

— НАМ НЕ-ПРЕ-МЕН-НО НА-ДО ПРО-Е-ХАТЬ ЧЕ-РЕЗ ЧИ-КА-ГО, — произнес Иэн, который, судя по всему, теперь вдруг стал роботом, — НО ОНА ЖИ-ВЕТ НЕ ТАМ.

— Хорошо.

Я в последний раз подумала, что надо все-таки развернуться и поехать в Ганнибал, а Иэну просто ничего об этом не говорить. Если бы я по-настоящему захотела, мне бы не составило труда отвлечь его от указателей, и к ночи мы были бы в городе, я могла бы высадить его где-нибудь на углу и немедленно уехать обратно в Чикаго. Но я слишком явственно представляла себе, как он закроет лицо руками и станет всхлипывать, приговаривая: «Она пришла в воскресенье, когда библиотека вот-вот должна была закрыться, и заставила меня сесть в машину, сказала, что угостит конфетами! А я люблю конфеты и не подумал, что нельзя к ней садиться, она ведь не какой-нибудь незнакомец! А потом она стала спрашивать, сколько денег зарабатывает мой папа!» Меня объявят в розыск по всей стране, в новостях у моей истории появится собственная музыкальная тема, и у меня не останется ни единого шанса, даже если я успею доехать до Мексики. И кстати говоря, у меня даже нет с собой паспорта. Как ни крути, надо, чтобы Иэн сам захотел вернуться домой. А судя по блаженному выражению лица, с которым он, подобно золотистому ретриверу, высовывает голову из пассажирского окна, до этого еще далеко.

Полчаса спустя и на тридцать миль дальше от дома, чем вчерашним утром, когда я еще не пустила под откос собственную жизнь и не разбила сердце родителям Иэна, он спросил:

— Мисс Гулл, у вас нет каких-нибудь компакт-дисков?

— Здесь можно слушать только кассеты. Но у меня и их нет.

Иэн пошарил пальцем в щели для кассет и нажал на кнопку извлечения. Из проигрывателя выскочила кассета, которой я никогда раньше не видела.

— Это не моя, — сказала я.

Я только сейчас поняла, что с тех пор, как два года назад купила машину, ни разу не пользовалась кассетным проигрывателем. По дороге на работу я слушала Эн-пи-ар, а на обратном пути мне всегда хотелось побыть в тишине. Машину я купила у одного парня в Кентоне, который передал мне ее заваленную обертками из «Макдоналдса», колышками для гольфа и окурками.

— Может, это караоке! — воскликнул Иэн, затолкал кассету обратно в проигрыватель и нажал на перемотку.

Я с удивлением услышала, как проигрыватель со скрежетом принялся отматывать кассету на начало — я и не подозревала, что он на это способен.

— А ТЕПЕРЬ… — заорали колонки, и Иэн нырнул вперед, чтобы убавить громкость, — наш национальный гимн в исполнении… мисс Джины Арены!

Раздался радостный гул огромной толпы — люди, очевидно, знали, кто такая эта Джина. Иэн вдруг выпрямился, сорвал с головы бейсболку и прижал ее к сердцу.

— «Австралийцы, в прекрасной и юной стране мы свободно и мирно живем», — пропел ангельский звенящий голос. Толпа дружно ему подпевала.

— Это еще что такое? — спросил Иэн, нерешительно придерживая бейсболку где-то рядом с грудной клеткой — сомневался в правилах хорошего тона.

— «Нас земля награждает за праведный труд, и моря омывают наш дом».

— Судя по всему, это национальный гимн Австралии, — ответила я.

Я была так сосредоточена на дороге и на миллионе мрачных предзнаменований, которые маячили за лобовым стеклом, что даже не обратила внимания на произношение ведущего, объявившего песню.

— «Как прекрасны природы святые дары, нет таких в целом свете богатств! Пусть же славится, родина, каждый твой день, пусть же славится каждый твой час!»

Мы оба прохохотали до самого финала, но Иэн так и не убрал бейсболку от груди. Когда гимн закончился и началась трансляция какого-то древнего футбольного матча Кубка мира, Иэн снова включил обратную перемотку.

— Давайте его выучим! — воскликнул он, и весь следующий час мы подпевали Джине Арене, не без труда разбирая слова текста. У нас неплохо получалось, правда, когда мы попробовали спеть сами, без кассеты, исполнение вышло не идеальным, но зато «драйвовым», по выражению Иэна.

Глядя на него, прижимающего к груди бейсболку и распевающего гимн чужой страны, я представляла себе, будто Иэн родился где-нибудь в другом месте — в Финляндии или в Сан-Франциско или спустя сотню лет, в мире, где нет пасторов Бобов. Почти вся Америка была такая же, как Ганнибал, штат Миссури, что бы там ни говорили в новостях о больших городах Восточного побережья, чего бы там ни показывали в кино, как бы много ярких гей-персонажей ни появлялось в телесериалах в разгар вечернего эфира. Но справедливости ради надо сказать, что не только вся Америка, но и вся планета была такая же, как Ганнибал, штат Миссури.