Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать - Джеймс Дуглас

«Я рад, что вы считаете так же», – сказал Кеннеди Шульцу{154}.

Ричард Хелмс, однако, так не считал. Хелмс был известен как «человек, умеющий хранить секреты», и это стало названием его биографии{155}. Он был мастером использования возможностей правдоподобного отрицания, примером чего стало его руководство и контроль планов ЦРУ по организации убийства Кастро. Как рассказал Хелмс в своих показаниях Комитету Черча, он и другие ветераны холодной войны из числа сотрудников ЦРУ считали, что знают намерения президента лучше, чем сам президент. Такой подход создал проблему для ЦРУ и его союзника Пентагона, когда президент Кеннеди стал действовать по собственному разумению и решил положить конец холодной войне.

На протяжении нескольких недель, предшествовавших выступлению в Американском университете, Кеннеди тщательно готовился одним прыжком перейти к миру. Сначала он присоединился к премьер-министру Великобритании Гарольду Макмиллану, предложив Хрущеву новые переговоры на высшем уровне по договору о запрещении ядерных испытаний. Они предложили провести эти переговоры в Москве, что само по себе было жестом доверия. Хрущев согласился.

Чтобы показать серьезность своих намерений в переговорах, Кеннеди решил приостановить американские испытания в атмосфере в одностороннем порядке. Окруженный советниками, которые были сторонниками продолжения холодной войны, он принял решение самостоятельно – без их рекомендаций и консультаций. Ступая на этот путь, он знал, что немногие поддержат его, а кто-то может и помешать ему, прежде чем он доберется до цели. Он объявил о своей односторонней инициативе в Американском университете как о быстром способе начать переговоры о запрещении испытаний.

Как в своей речи, так и в своих действиях Кеннеди пытался ликвидировать плоды 18-летнего американо-советского раскола на два лагеря. Он видел агрессивность США по отношению к русским, достигшую пика в настойчивом стремлении Пентагона нанести превентивные удары по кубинским пусковым установкам для ракет. Принимая весной 1963 г. решение уйти от демонической диалектики холодной войны, Кеннеди знал, что у него мало союзников в его собственном правительстве.

Кеннеди изложил свои мысли о том, что он назвал «речью о мире», советнику и спичрайтеру Соренсену, и отправил его работать. Лишь некоторые из советников что-то знали о проекте. Один из них, Артур Шлезингер, рассказывал: «Нам было предложено выслать свои лучшие идеи Теду Соренсену и никому об этом не говорить»{156}. Накануне выступления советские чиновники и корреспонденты Белого дома были в общих чертах предупреждены. Им сказали, что речь будет иметь важное значение{157}.

Президент Кеннеди представил свой доклад выпускникам Американского университета 10 июня 1963 г. как «самую важную тему на земле: мир во всем мире».

«Какой мир я имею в виду? – спрашивает он – Какого мира мы стремимся добиться? Не “американского мира”, навязанного американским оружием. Не мира могилы или рабской покорности. Я говорю об истинном мире, который делает жизнь на земле достойной того, чтобы ее прожить, о том мире, который позволяет людям и нациям развиваться, надеяться и строить лучшую жизнь для своих детей, не о мире исключительно для американцев, а о мире для всех людей, не о мире только в наше время, а о мире на все времена»{158}.

Отказ Кеннеди от «мира по-американски, навязываемого всем с помощью нашего оружия» был актом сопротивления тому, что президент Эйзенхауэр назвал в своем «Прощальном обращении» военно-промышленным комплексом. «Это соединение огромного военного истеблишмента и гигантской военной промышленности, – предупреждал Эйзенхауэр за три дня до инаугурации Кеннеди, – абсолютно новое явление для Америки. Его сильное влияние – экономическое, политическое и даже духовное – ощущается в каждом городе, в каждом государственном учреждении, в каждом подразделении федерального правительства…»

«В правительственных кругах мы должны остерегаться необоснованного обретения влияния военно-промышленным комплексом, независимо от того, было ли оно востребованным или непреднамеренным. Предпосылки губительного роста неоправданного влияния существуют и будут сохраняться в будущем»{159}.

То, что Эйзенхауэр в последние часы своего президентства назвал величайшей угрозой нашей демократии, Кеннеди в разгар своего президентства выбрал целью противостояния. Военно-промышленный комплекс всецело зависел от «мира по-американски, навязываемого всем с помощью нашего оружия». Этот «мир», контролируемый Пентагоном, считался незаменимой системой, чрезвычайно выгодным средством сдерживания и победы над коммунизмом. Идя на большой риск, Кеннеди отвергал основы системы холодной войны.

В своей речи в Американском университете президент Кеннеди отметил, что обычное возражение против точки зрения, которую он предлагал, было таким: а как насчет русских?

«Некоторые утверждают, что бессмысленно говорить о мире, мировом праве и всеобщем разоружении до тех пор, пока лидеры Советского Союза не займут более разумную позицию по этому вопросу. Я надеюсь, что это произойдет. И я считаю, что мы можем им в этом помочь».

Затем он противопоставил наши собственные предубеждения тому, что Шлезингер назвал «приговором, способным произвести революцию в отношении Америки к холодной войне»:

«Но я также считаю, что мы – и каждый из нас в отдельности, и все мы как нация – должны пересмотреть наше собственное отношение к этой проблеме, поскольку наша позиция не менее важна».