Голоса прошлого - Ната Чернышева

    – Ты как, Ламберт? Врача вызвать?

    Капитан Огнев. Кофе мне принёс, заботливый наш.

    – Никак, – ответила я устало. – Не надо врача. Сама...

    – Е**ть вашу мать!– с чувством выразился Огнев. – Бабы в десанте. Всех бы вас собрать, и – в транспортник, в тыл! Рожать, детей растить, цветы сажать... – он пристукнул кулачищем себя по бедру и добавил свирепо: – Крестиком вышивать!

    Вышивать, крестиком. Эк его проняло.

    Я бы, может, и вышивала сейчас в своё удовольствие. Крестиком. Если бы только мне позволили вырасти у отца и матери в доме.

    Я поставила чашечку с невыпитым кофе на пол, взялась ладонями за виски.

    – 'Уходи в доктора, Ламберт, тебе не место в десанте', – озвучила капитанские мысли. Их легко было прочесть и без обострённой телепатической восприимчивости: Огнев высказывался по теме неоднократно и порядком мне уже надоел. – Игорь Валентинович, если вы снова скажете это вслух, то я дам вам в глаз.

    – Ты? – изумился он. – В глаз! Капитану?!

    – Его звали Никнаульфэрп Шокквалем, – тяжело сказала я. – Всё, что осталось от него, во мне. Его боль, его отчаяние и ярость... Я смотрю сейчас его глазами, ненавижу его ненавистью. Это пройдёт, но пока не прошло, вам лучше уйти, Игорь Валентинович. Пожалуйста, уйдите. Просто уйдите. Это же ведь нетрудно?

    – Дура ты, Ламберт, – искренне сказал Огнев, поднимаясь, – набитая. Точно уверена, насчёт доктора?

    – Точно уверена.

    – Смотри...

    Я пожала плечами. На том и сошлись.

    Никнаульфэрп Лейран– литтарем Шокквалем катарг.

    Приблизительно двадцать четыре года по метрике Земной Федерации.

    Из детства: ласковые руки матери, нежный голос и наполненные тёплым светом безмятежные дни.

    Первые шаги по мягкому шёлку трав детской поляны. Первый взгляд сквозь по– дневному прозрачную стену на волнующееся зелёное море лесов родного мира.

    Горький смысл слова 'война': эвакуация под огнём, хаос, море огня – слева, солдаты Чужих – справа, а впереди... спасение... если успеешь добежать.

    Они не успели.

    На всю жизнь в памяти и в памяти будущих потомков: взгляд матери, прижимавшей к себе младшую дочку, ещё не выучившуюся как следует ходить. Отразившееся в её глазах пламя. И тихий, спокойный, безмятежный шаг влево...

    Не успел.

    Замешкался.

    Не спас.

    Хотя что мог сделать тогда для неё мальчишка, едва открывший глаза? У него не было при себе даже ножа.

    Фильтрационный лагерь, новые слова: 'Земная Федерация', 'Третий флот' и 'Адмирал Гартман'.

    Адмирала Гартмана видел в записи, собрал о нём почти всё, что мог, радовался, когда тот нашёл свою смерть, вместе с планетой, которую защищал, но защитить не сумел*. И плакал от бессильной ярости, от того, что слишком мал и не может служить во флоте наравне с теми, кто бил проклятых Чужих по всему обитаемому космосу.

    Любил летать. Небо вошло в кровь навсегда после первого же полёта в атмосферной спарке с отцом. Инструктора отмечали талант и дар, а он... В его крови кипело Небо.

    __________________________

    * Ясная Поляна, локальное пространство сектор Новой России. Была атакована Объединённом флотом под командованием Лаутари Ми– Скайона лантарга и уничтожена боеголовками планетарного поражения; на данный момент локальв возвращена в пространство Земной Федерации; Ясная Поляна включена в программу вторичного терраформирования. Цена восстановления по оценкам экспертов – от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти стандартных лет по метрике Федерации...

    Это называлось охотой...

    Здесь Чужие отказались принимать протекторат. Они сражались за свой мир до последнего, но – вполне закономерно!– проиграли. Изначально приняли неверное решение сопротивляться. Что ж, формула на такие случаи одна: побеждённый плачет.

    Города Чужих, оставленные хозяевами, ветшали и разрушались. Их заливало наводнениями весной, заносило снегом зимой, их захватывал лес или разрушали пустыни. Кто выжил, те ещё прятались в горах, под землёй, там, где их было очень трудно обнаружить и уничтожить. Называли себя 'партизанами' и 'Сопротивлением', но из года в год их становилось всё меньше, а урон, который они могли нанести, слабее.

    Это называлось охотой.

    Если бы кто– то определил мальчишек мерзавцами, он с братьями и друзьями удивились бы и очень оскорбились. Мерзавец сознает, что поступает плохо, и наслаждается этим. Они с их точки зрения – не совершали ничего плохого и недостойного.

    Древо их мира стояло на прочной, как гранит, Основе.

    Есть Родные. Те, с кем делил пространство детской поляны – братья и сёстры, по отцу и по матери, сыновья и дочери братьев и сестёр отца и матери. Это – лист малой ветви большого дерева. Сама малая ветвь и Родовое Древо – тоже Родные, но уже дальше. Есть другие Родовые Деревья – это не– Родные, но Свои. Безродные, лишённые корня, не нашедшие себя в Озёрах Памяти – это тоже Свои, хотя уже совсем не близкие.

    Все вместе – Оль Лейран Луараветаларем Неше, Старшие Дети Мирового Древа.

    И есть Чужие.

    Чужих много, они разные. Но все они – это либо мёртвые враги, либо полностью принявшие волю Старших приспешники. Только так. И никак иначе.

    Желания, мечты, обычаи, законы, память Чужих могли быть смешны, любопытны, забавны, отвратительны или же нейтральны, но лежали под каблуками обуви Старших. С Чужими можно было до некоторой степени считаться, пока они в силе, но только пока. Время не щадило их; как штормовая волна, бьющая в гранитный утёс, теряет после бури свою силу и уходит обратно в океан, так и цивилизации Чужих отступали в забвение перед натиском Старших. А хорошие бури всегда идут на пользу лесу: выживают сильнейшие, расширяясь в пространстве и времени...

    Так или не так он думал, когда впервые вышел на охоту, он не помнил. Но узкая тропа над обрывом запомнилась. Девчонка– Чужая с малышом на руках – запомнилась. Малыш скулил на одной протяжной ноте, а она пятилась по тропе молча. Ей советовали остановиться, не быть дурой. Для неё нашлось бы место в садах лиданареома, а её сына можно было бы воспитать приспешником. Но в её глазах вспыхнуло вдруг давнее пламя, горевшее когда– то во взгляде его матери. Увидел, но не успел развернуть ловчее поле; несколько мгновений на прогрев и регенерацию и именно их не хватило. Девчонка шагнула вниз, и свирепая горная река, с грохотом ворочающая громадными валунами, приняла её.

    Несколько лет спустя. Те же горы и та же тропа. Место считалось безопасным, уже много лет здесь не встречалось ни одного Чужого. Ни с оружием, ни без.