Завещание поручика Зайончковского - Мариэтта Чудакова

Так вот, не нуждаясь в стимуляторах, приятели пили в тени беседки удивительного вкуса компот. Если точнее назвать – узвар. Поскольку мать Севы Веселаго выросла на юге России, варила она обычно именно его – то есть довольно-таки концентрированный компот, в котором первое место держат сушеные груши, а далее располагаются изюм и сушеные яблоки.

Лучше же всего будет напомнить здесь нашему читателю, несомненно, читанного им Гоголя, а именно – повесть «Старосветские помещики».

Там, как известно, два главных персонажа – это Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович, неразлучная семейная пара. И Пульхерия Ивановна целый день потчует своего Афанасия Ивановича. И ночью он жалуется иногда – «будто немного живот болит». Тогда озабоченная Пульхерия Ивановна спрашивает: «– А не лучше ли вам чего-нибудь съесть, Афанасий Иванович?

– Не знаю, будет ли оно хорошо, Пульхерия Ивановна! Впрочем, чего ж бы такого съесть?

– Кисленького молочка или жиденького узвару с сушеными грушами.

– Пожалуй, разве так только, попробовать, – говорил Афанасий Иванович».

Жиденький узвар – это и есть компот, в отличие от просто узвара, как называли в позапрошлом веке на юге России вареные сухие фрукты без жидкости.

Итак, они попивали узвар, а Сева Веселаго рассказывал приятелю про свою соседку Катю – что она здесь вытворяла несколько лет назад, когда была еще школьницей.

– Она была, конечно, настоящим вундеркиндом. Физика, математика – как орехи, она их щелкала. В шестом классе прошла все учебники за десятый и одиннадцатый. Потом в академическом лицее нашем для одаренных детей училась. Два часа дорога в одну сторону – час пехом до остановки автобусной, час – на автобусе. Но для нее никаких трудностей не существовало, если речь шла о лишних, то есть добавочных знаниях… Давно про нее не слышал. Но что вот-вот мы про нее узнаем как про звезду сибирской науки – у меня лично никаких сомнений в этом нет.

– Так что она вытворяла-то?

– Ну что ты! Ребята – дружки ее младшего брата – сбегались как в цирк. Берет пустую майонезную банку, ставит донышком на дощечку, а в банку вставляет лампочку. И встает на нее одной ногой… Слабонервные не выдерживали – глаза руками зажимали. Сейчас, думают, мелкая стеклянная пыль брызнет во все стороны. Как лампочка лопается – они сто раз видели, сами об камни били…

– И что?

– И ничего! Она даже объясняла всем, что это проще простого: давление веса даже в 120 кг, а у нее в два с половиной раза, наверно, меньше было, равномерно распределяется по ободу банки.

– И что?

– Ничего! При мне, например, ни разу никто, кроме нее, не решился. Нервы не те. А еще ее мать моей маме рассказывала, как дочь ее выручила. Мать одна их растила – отец умер, когда Катя в третьем классе была. Он физик был классный, многому успел ее научить в малом совсем возрасте. Ну вот. А у них под домом фундамент просел. Мать мастеров вызвала – те уверяют, что надо полностью менять. Катя взялась за расчеты – доказала математически, что их фундамента на сорок лет хватит, надо только один угол укрепить… Много денег тогда матери сэкономила.

Вот в этот самый момент и заиграл у Шамиля на поясе мобильный – его любимый военный марш.

Через несколько минут его разговора с Омском жизнь двух приятелей на ближайшую по крайней мере неделю определилась в совершенно неожиданном направлении.

Четыре часа спустя машина Шамиля уже шла с приличной скоростью, держа путь в Новосибирск. Рядом с Шамилем сидел Сева Веселаго. Им предстояло пройти около 250 километров. Там они должны были встретиться с Томом Мэрфи и Петром Волховецким.

А в Горном Алтае продолжалось активное освоение европейской истории ХХ века. То самое, о чем писал Пушкин:

Дела давно минувших дней,

Преданья старины глубокой…

Только страшные это были преданья.

– Можно, Жень, я тебе теперь прямо из книжки про Валленберга почитаю? – спросил Степка. – Тут понятней, наверно, чем я рассказываю.

– Читай! Но ты рассказываешь тоже очень здорово и понятно.

Степка солидно откашлялся и начал:

– «Но Гитлер не желал делить власть со Сталиным. Он хотел быть единоличным правителем Европы. 22 июня 1941 года Германия начала войну против Советского Союза…»

Тут Степа все-таки оторвался от книжки и стал пояснять Жене сложные обстоятельства:

– И вот с этого дня Вторая мировая война для нашей страны стала Отечественной. А почему Молотов в этот же день говорил по радио, что Германия «вероломно напала»? Потому как раз, что мы с Гитлером союзниками были, а он на нас напал. Так Сталину-то раньше думать надо было – с таким человеком в союз входить, которому никто в мире уже не доверял.

Степа объяснял, что Англия, например, которая с Гитлером два года уже воевала, имела полное право считать Советский Союз своим противником; Сталин даже бесперебойно снабжал Гитлера все это время зерном. А после вступления с двух концов в Польшу в Бресте осенью 1939 года Гитлер и Сталин провели совместный советско-немецкий военный парад. В том самом городе, где меньше чем через два года будут погибать один за другим защитники Брестской крепости.

Степа рассказывал и читал, и страшные вещи, которые Женя вообще-то знала, приобретали жуткую определенность.

Гитлер оккупировал страну за страной, все население испытывало притеснения от немцев, но евреям, с незапамятных времен жившим в каждой европейской стране, в глаза глянула неминуемая смерть. Их стали свозить в концлагеря на территории оккупированной Польши. Один из таких лагерей назывался Освенцим. Это был лагерь смерти. То есть предназначенный для того, чтобы все его узники умерли, и в кратчайшие сроки. Так это слово – «Освенцим» – и вошло во все языки как обозначение ужаса и смерти.

– «Весной 1944 года, – читал Степа, – стало очевидно, что немцы проигрывают войну. После Сталинградской битвы советская армия медленно, но уверенно вытесняла захватчиков со своей территории. 6 июня 1944 года американцы и англичане провели высадку своих войск в Нормандии во Франции». Ну, в общем, – Степка поднял глаза от книжки, – открылся наконец долгожданный Второй фронт. Его у нас все очень ждали – и на фронте, и в тылу. А то получалось, что мы почти что один на один с Германией воюем.

– Но союзники все-таки все время помогали. Англия же все время бомбила Германию. Потом – британские суда нам много чего доставляли в Мурманск с большим риском, и гибли много. А Америка чего только не присылала! Моя бабушка рассказывала – они в Москве очень голодали, а когда яичный порошок и суфле какое-то получали – прямо праздник был! Эти продукты так и называли – «американская помощь».