Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

— В этой жизни и в жизни прошлой твой наставник лежал под этим достопочтенным, — с усмешкой сказал он. — На постоялом дворе в городе Учан, на Пике Сышэн в купальнях Мяоинь, в гостевом флигеле Горной усадьбы Таобао мы занимались любовью бесчисленное количество раз, разве ты не догадывался?

Все тело Сюэ Мэна заледенело, огонь во взгляде обратился в серый пепел.

— Да, и еще... — тут он вспомнил одну пикантную деталь из воспоминаний образцового наставника Мо. В его глазах вспыхнул холодный свет ненависти, бледные губы чуть приоткрылись, исторгая яд. — Старший брат, которого ты так выгораживаешь, покусился на честь твоего наставника прямо у тебя на глазах.

— …

— Помнишь, перед тем, как подняться на гору Цзяо, ты пришел навестить Чу Ваньнина в его комнате. В тот момент, когда ты протянул руку, чтобы пощупать лоб Чу Ваньнина и спросил у него, нет ли у него жара.

Лицо Сюэ Мэна посерело.

Тасянь-Цзюнь же без всякого стеснения со смехом продолжил:

— Мог ли ты вообразить тогда, отчего у Чу Ваньнина такие красные щеки и глаза с поволокой?

— Замолчи!

Естественно, этот яростный крик только еще больше раззадорил Тасянь-Цзюня:

— Потому что там, за занавеской, под одеялом… твой хороший старший брат держал во рту хуй твоего наставника и всласть развлекался с ним.

Лицо Сюэ Мэна то бледнело, то краснело, то становилось почти синего цвета. После того, как оно несколько раз изменило цвет, он вдруг резко отвернулся, пытаясь справиться с тошнотой. Его тело скрутило судорогой, по коже побежали мурашки.

Стоящего напротив него демона в человеческом обличье эта реакция полностью удовлетворила. Он расхохотался и с лихорадочным блеском в глазах продолжил:

— Ну как, все еще думаешь, что твой старший брат отличается от этого достопочтенного? На самом деле он также делал все эти гнусные вещи, просто не рассказывал тебе, а ты-то искренне верил, что он намного…

«Бах!» — его излияния прервал звук взрыва.

Тасянь-Цзюнь резко повернулся и увидел, что на западе ярко полыхает Пагода Тунтянь. В захватившем ее огненном шторме бесчисленное множество материализовавшейся нечисти золотыми кометами стремительно разлетались во все стороны.

— Что происходит?

Как только он задал этот вопрос, вдалеке послышались звуки гуциня. Словно плач феникса, пролившись с небес божественными аккордами, эта музыка заставляла вырвавшуюся на волю нечисть вновь изменяться и, принимая форму, двигаться к тому месту, откуда доносились звуки гуциня. Стоит ли удивляться, что самой храброй и бесстрашной среди этих монстров была нечисть деревянной природы.

Зрачки Тасянь-Цзюня тут же сузились:

— Цзюгэ? — пробормотал он.

Ему тут же стало не до Сюэ Мэна. Даже не взглянув на него напоследок, Тасянь-Цзюнь мгновенно исчез за завесой дождя. На ходу, подняв два пальца, он призвал Бугуй и, вскочив на него, помчался прямо к Пагоде Тунтянь.

Перед Пагодой Тунтянь бушевало огненное море. Несметное количество превращенных в марионеток Вэйци Чжэньлун лучших заклинателей этого мира сражались против своры нечисти. В эпицентре этой битвы находились двое мужчин, облаченных в белоснежные одеяния.

Одним из них был Хуа Биньань, который, заложив руки за спину, управлял марионетками Вэйци Чжэньлун.

А другим — Чу Ваньнин, который с убийственным взглядом играл на гуцине, побуждая нечисть к сражению.

Увидев знакомые, трепещущие на ветру свободные одежды горящей посреди огненного моря ярчайшей звезды ночного неба Юйхэна, Тасянь-Цзюнь неожиданно почувствовал облегчение, ведь Чу Ваньнин все-таки пришел. Однако в следующий миг его захлестнула злость, потому что, хотя Чу Ваньнин и явился, вместо того, чтобы сразу сразиться с ним, он сначала решил разыскать Хуа Биньаня.

Выходит, напрасно он так долго и истово ждал его!

— Что ты там стоишь столбом? — духовная сила Хуа Биньаня никогда не была выдающейся, и сейчас в противостоянии с Чу Ваньнином он полностью полагался на марионеток Вэйци Чжэньлун. Покосившись на Тасянь-Цзюня, он процедил сквозь стиснутые зубы. — Может уже подойдешь и поможешь мне?

Тасянь-Цзюнь почувствовал тупую боль в черепе, но тут же послушно спрыгнул с меча на землю и встал перед Хуа Биньанем, сжав в руке тускло мерцающий длинный меч.

— Уходи, этот достопочтенный прикроет.

С самого начала положение Хуа Биньаня в этом открытом столкновении с Чу Ваньнином было бедственным, а бежать ему было некуда, поэтому, когда Тасянь-Цзюнь вступил в бой, он, безусловно, вздохнул с облегчением.

— Будь очень осторожен, — проинструктировал он его напоследок. — Как справишься с ним, посади под замок. Нельзя допустить, чтобы, вмешавшись в наш великий замысел, он снова все испортил.

После этих слов Хуа Биньань отступил во тьму и словно освобожденный призрак тут же растворился во мраке ночи.

Тасянь-Цзюнь вновь обернулся к человеку с гуцинем:

— Чу Ваньнин, этот достопочтенный знал, что ты не сможешь оставаться безучастным зрителем, однако не ожидал, что сначала ты решишь найти и обезвредить именно его.

— …

Лицо Чу Ваньнина было безжизненно-бледным, глаза опущены, поэтому он не мог ясно увидеть его эмоции.

— Почему сперва не разыскал этого достопочтенного? А?!

Чу Ваньнин не ответил. На самом деле, в данный момент он походил на труп даже больше мертвого Тасянь-Цзюня. Казалось, что духовное начало уже покинуло тело уважаемого Бессмертного Бэйдоу и лишь поддерживающие его врожденные инстинкты позволили ему предпринять попытку совершить последнее благодеяние для этого бренного мира.

Тасянь-Цзюнь резко взмыл в воздух, чтобы схлестнуться в бою с Чу Ваньнином. Руки императора двигались очень быстро, несмотря на обрушившийся на него в ответ огонь и дождь, прищурив глаза, он смотрел лишь на него:

— Это потому, что ты чувствовал, что не сможешь победить этого достопочтенного?

— …

Рожденная мечом световая волна столкнулась с духовной силой, исходящей от струн гуциня:

— Потому что не знал, что я сделаю, если встречусь лицом к лицу с Сюэ Мэном?

— …

Боль все усиливалась, а с ней росла и его злость. Его техника владения мечом была стремительной, свирепая духовная сила потрясала воображение, а после того, как он соединился с духовным ядром образцового наставника Мо, его боевая мощь стала более сокрушительной, чем когда-либо прежде. В один миг он вплотную приблизился к гуциню Чу Ваньнина:

— Или потому что…

Зависть и ревность ядом просачивались сквозь его зубы.

Золотой свет и изумрудное сияние сошлись в поединке, меч безжалостно рубил, а пение Цзюгэ превратилось в вой. По щелчку пальцев Чу Ваньнина его окружил несокрушимый защитный барьер.

Как только меч уперся в защитную