Человечество: история, религия, культура. Раннее Средневековье - Константин Владиславович Рыжов

дальше от современности отстоит то или иное историческое событие, тем больше в нем фольклорных черт. И если в рассказах о княжении Владимира чувствуются еще живые воспоминания современников, то повествования о его отце Святославе уже подернулись дымкой легендарности. Сказания же о более ранних князьях – Ольге, Игоре и Олеге – совсем явно отдают легендой. А что до фигуры самого родоначальника династии Рюрика, то она едва просвечивает сквозь толщу лет (быть может, это связано с тем, что на юге этот князь не появился, а северные предания о нем летописцу были неизвестны).

В XI веке, когда был положен почин русскому летописанию, древние предания, бытовавшие в дружинной, городской или монашеской среде, были постепенно записаны и расположены в хронологическом порядке. Рамкой и хронологической канвой для событий русской истории послужили переводные византийские хроники. В их числе называют прежде всего «Хронику» Георгия Амартола (сам Георгий довел ее до 812 г., а его продолжатели – до 948 г.). Помимо труда Амартола первым русским летописцам были известны «Хроника» патриарха Никифора, «Житие» Василия Нового и еще какой-то «Хронограф», в который входили отрывки из трудов различных византийских историков. Существенным подспорьем послужили для летописцев многочисленные выписки из Нового и Ветхого заветов. Из этих переводных книг летописцы почерпнули сведения о событиях византийской и мировой истории, а также рассказы о ранних походах руси на Константинополь. Соединив все эти разнородные сведения с записями древних русских преданий, получили первый летописный свод, пополнявшийся, продолжавшийся и углублявшийся затем позднейшими летописцами.

Естественно, что, излагая подобным образом события нашей начальной истории, летописцы далеко не всегда могли установить для них точные даты. Трудно сказать, чем они вообще руководствовались, поскольку счет лет в устных преданиях, как правило, отсутствует. Подозревают, что для событий IX-Х веков многие из приведенных летописцами дат весьма условны и нуждаются в уточнении. Вот лишь один пример. За исходную точку отсчета лет нашим летописцем был взят 852 г. – начало самостоятельного правления византийского императора Михаила III (в действительности тот принял власть в 856 г.). Ведя счет от этой даты, летописец установил, что Рюрик и его братья были призваны в 862 г., а в 866 г. состоялся первый поход руси на Константинополь. Однако, из греческих источников нам известно, что осада византийской столицы началась 18 июня 860 г. Значит ли это, что и дату «призвания варягов» мы должны перенести, как минимум, на шесть лет назад?

2) «Варяги» и «русь» в вводной части «Повести временных лет»

В первой трети IX века важное значение в торговле с Халифатом стали играть загадочные русские купцы. Арабские историки сохранили о них очень живые воспоминания. Наша летопись в начальной ее части также много говорит о варягах и варяжском народе русь. Эти сообщения породили колоссальную литературу и возбудили многовековой спор между различными группами историков о роли варягов в образовании Древнерусского государства. Очевидно, нам предстоит выбрать из нескольких более или менее обоснованных теорий ту, которая самым полным образом сведет в себе воедино пестрый и разнородный материал всех наших источников. Но прежде, чем высказаться по этому вопросу, постараемся разобраться в обширном комплексе свидетельств о руси. Сначала приведем те данные, которые содержатся в вводной, недатированной части «Повести временных лет», потом перейдем к данным иноземных источников, а в заключении опять вернемся к нашей летописи и посмотрим, что можно извлечь по интересующему нас вопросу из ее более поздней, датированной части.

«Повесть временных лет» начинается с рассказа о том, как сыновья Ноя – Сим, Хам и Иафет – поделили между собой после потопа землю. Вслед за тем дается подробное перечисление стран и народов, в уделе каждого брата. «В уделе же Иафета, – сообщает нам автор «Повести…», – сидят русь, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочьская чудь, пермь, печера, емь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, либь. Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги; отсюда к востоку – до предела Сима (ближайшая страна в пределах Сима, как это следует из дальнейшего, – Волжская Булгария – прим. К.Р.), сидят по тому же морю и к западу до земли Английской и Волошской. Потомки Иафета также: варяги, шведы, норманны, готе, русь, англы, волохи, римляне, немцы…»

В этом отрывке, перечисляющем современные летописцу народы, пермь – это предки коми, емь – предки современных финнов, угра – предки манси и хантов; зимигола, корсь (курши), летгола – балтские племена, предки латышей и литовцев; либь (ливы) – ныне исчезнувшее финское племя на побережье около устья Западной Двины. Несколько ниже автор «Повести…» добавляет, что «Из Руси можно идти по Волге в Болгары и Хвалисы (древнерусское название Хорезма – прим. К.Р.), и дальше на восток пройти в удел Сима, а по Двине в землю варягов, от варяг до Рима, от Рима же до племени Хама»

Прежде всего, отметим, что приведенные отрывки содержатся только в «Повести временных лет» и что их нет в Новгородской первой летописи. Другими словами, перед нами не древняя традиция, а ученые выкладки летописца, жившего в конце XI – начале XII в. Как видим, по его представлениям изначальная русь – это особый народ, местоположение которого до некоторой степени двойственно: сначала он называется в числе финских и балтских племен (чудь, меря, мурома, весь и т.д.), а потом – в числе западноевропейских, преимущественно скандинавских, народов: шведов, норманнов, готов (населявших остров Готланд) и каких-то таинственных варягов. Эти варяги, судя по контексту, тоже являются особым народом. Однако, и в отношении их присутствует неясная двойственность: сперва можно подумать, что варяги – небольшое племя, но потом оказывается, что они «сидят» на огромной территории – от «земли Английской» на западе – до пределов Волжской Болгарии. (Под «землей Английской», скорее всего, следует понимать не современную Англию, а территорию расселения древних англов в Ютландии, то есть, нынешнюю Данию, но и тогда пределы, где «сидят» варяги весьма обширны). Отметим так же, что путь по Двине лежит не во владения балтских и финских (как можно было бы ожидать!) племен, но в «землю варягов», да и само Балтийское море именуется Варяжским. Этническая принадлежность варягов остается, следовательно, неясной, хотя в контексте второго отрывка они как будто отнесены к скандинавам. В первом отрывке обратим внимание на неожиданное сближение руси и чуди, дистанцированных в перечне от «всяких народов».

Это все, что мы можем пока почерпнуть из вводной части «Повести…». Но, возможно, нам удастся разъяснить некоторые из отмеченных неясностей, когда мы обратимся к датированной части летописи.