Алгоритм хаоса - Сергей Николаевич Огольцов

предложили передать тебе одну из карт памяти, с которыми мы работаем в Конторе. И что тут никакого  нарушения нет, а просто такая  необходимость в обход правил для общей пользы.

– Так что твой арест был отрепетирован заранее?

– Ага.

– И меня ты предупреждал по телефону Риттера?

– Точно… Потом мне сказали переехать и сменить тачку. Вот и всё.

– А теперь тебя проинструктировали повесить всю эту лапшу мне на уши?

– Нет, брат! Тебя я сам нашёл! Знал твои привычки, точки, где зависаешь. Потом шёл следом. Не могу передать какое облегчение сказать всё без утайки. Прям гора с плеч!

Теперь Лекс смотрел в глаза Виту, не виляя взглядом. Дышал он шумно, грудная клетка заметно расширялась, словно меха аккордеона,  и опадала под ветровкой.

– Слушай, Вит! Не могу поверить! Похоже я проголодался. Клянусь! Я чувствую! Ухх! Можно чего-нибудь жевну из холодильника?

* * *

22

– И кто же проводил инструктаж? – спросил Вит. – Федералы? Которые тебя арестовали?

– Они никакие не федералы, охранники из Конторы, где я работаю, а она с правительством дел не имеет.

– И на кого же тогда работает Контора?

– На глобальную надстройку поверх всех правительств на земле.

– Да ну? Опять? И когда уже людям надоест эта старперская жвачка про Масонов? Теория Заговора для старших классов средней школы. Завязывай – надоело.

– Не переживай, на экзамене про это не спросят. – Лекс опустился на диван. – Можно мне стакан воды?

Вит принёс из холодильника бутылку минеральной. Гость приложился пару раз и снова завинтил крышку.

– Один вопрос к тебе, Вит, не совсем приятный. Слишком давно его сдерживаю, дальше уж  невмоготу. Заранее прошу прощения, если что.

– Охренеть какие мы воспитанные! Тут поневоле возникают жутчайшие подозрения – ты ли это, друг мой? Валяй, чего уж. Извиняю заранее, на всякий.

– Ну, в общем… чёрт! это трудно… Хочу спросить, почему вы разошлись? Ведь видно ж было, что вы… ну, особенные друг для друга.

– Когда-то это называли «любовь», юноша. Да, я любил, идея разрыва  исходила не от меня. Скорее всего, ей захотелось испытать момент невыразимого счастья, а для этого она должна высвобождать кого-нибудь. И неважно – меня или Пушка.

– Я не врубаюсь, друг. Какой ещё Пушок? Ты что – под дозой?.

– Забудь, случайная оговорка, язык заплёлся. А ты, кстати, как?

– Хочешь знать как я? Да? Спасибо! Всё прекрасно! За маленьким исключением, что нет больше Лекса и Алека Тейлора Младшего тоже нет. Но это мелочи. На! Смотри!

Он встал с дивана и, чуть накренившись, вскрылил в обе стороны полы своей расстёгнутой ветровки.

Холодный ужас охватил Вита при виде страшного зрелища – вместо весёлого толстяка сибарита, которого он знал, пред ним стоял скелет в клетчатой рубашке обвисшей вертикально с обтянутых кожей ключиц.

– Ну, как? – вопросил Лекс. Он ухватил руками единственную выпуклость в рубашечной ткани типа полупустого мешка из шотландки, висячая запчасть от конька-горбунка (зачем-то в клетчатом узоре клана МакГвайров), чуть ниже пояса и – поболтал им по часовой стрелке, а потом вспять.

– О, нет! – вскричал Вит, с болью догадываясь, что мешок оказался избыточной, не успевшей сократится кожей, что пару месяцев тому покрывала широкое брюхо его друга-гурмана. – Возможно ли такое? Скажи, брат! Рассказывай всё!

– Всё? Это будет больно, мэн.

– Ничего, я не брезглив. Говори!

– Я не могу есть. Лишён этой возможности. Жевать, глотать – получается, могу набить желудок, но ничего не чувствую при этом, ни грамма радости, что делала меня счастливым за столом. Так зачем же есть? Могу перехватить хот-дог здесь, бургер там, за весь день, если вспомню. Куда ушли мои несдержанные рейды в холодильник среди ночи?. Ни аппетита нет, ни чувства голода.

– О, бедняга! Бедный, бедный Лекс! Но почему?

– Из-за потрясений, полагаю, через которые мне пришлось пройти.

Не в силах скрыть остатки колебания, Лекс прикашлянул и отвёл взгляд в угол, прежде, чем продолжить:

– Я встретил её через год после того, как вы расстались. Случайно, на улице. Она позвала посидеть в кафе. Кто в силах сказать "нет" такой женщине? Сидим, болтаем дружески и вдруг смотрю – она флиртует не на шутку!. Ну, что я буду рассказывать, все мы одинаковы… не разобрать жарко тебе или тесно… в голове сумбур, мелю, что попало: «В древней», – говорю, – «Японии даже нищий, бродячий Японский самурай мог провести ночь с самой прославленной гейшей города Хэйан, в кредит, который погашал наутро собственноручным харакири».

– Ну я не так, чтоб сильно разбиралась, – говорит она, – в Японской истории. Как насчёт уплатить за ночь дружеской услугой?

– Какой услугой?

– Детали отложим на утро.

– Ну, в общем… Наутро она мне поручила передать тебе её слова «Вит оказался лучшим любовником в её жизни».

– А потом?

– Потом я видел её дважды. Через неделю после… гм!. После того, как выполнил поручение. В том же кафе она поблагодарила, что я сдержал уговор и предложила устроиться на работу в Контору, о которой я в жизни не слыхал… Не поверил, когда она сказала сколько там платят – у них там что? сенаторы работают? Но как оказалось, она не шутила… А второй раз два месяца назад в кабинете Риттера. Он там шеф по безопасности. Мне предложили передать тебе одну из карт памяти, с которыми мы работаем в Конторе. И что тут никакого  нарушения нет, а просто такая  необходимость в обход правил для общей пользы.

– Так что твой арест был отрепетирован заранее?

– Ага.

– И меня ты предупреждал по телефону Риттера?

– Точно… Потом мне сказали переехать и сменить тачку. Вот и всё.

– А теперь тебя проинструктировали повесить всю эту лапшу мне на уши?

– Нет, брат! Тебя я сам нашёл! Знал твои привычки, точки, где зависаешь. Потом шёл следом. Не могу передать какое облегчение сказать всё без утайки. Прям гора с плеч!

Теперь Лекс смотрел в глаза Виту, не виляя взглядом. Дышал он шумно, грудная клетка заметно расширялась, словно меха аккордеона,  и опадала под ветровкой.

– Слушай, Вит! Не могу поверить! Похоже я проголодался. Клянусь! Я чувствую! Ухх! Можно чего-нибудь жевну из холодильника?

* * *

23

Вит приподнял голову и подложил снизу переплёт пальцев своих рук, затем прилёг обратно на тот же корень дерева. Неуступчиво рубчатая поверхность коры казалась жестковатой для его самодельной подушки. Однако он решил, что можно потерпеть немного и полежать ещё чуть-чуть на небольшом уклоне поверх опавшей, но пока что сухой листвы осеннего леса. А почему нет? В кои-то веки… Потом скосил взгляд