Дейзи Джонс & The Six - Тейлор Дженкинс Рейд

– Я думаю, нам просто пора разойтись.

Хэнк попытался проигнорировать мои слова – мол, я сама не понимаю, что говорю. И тогда я высказалась предельно ясно:

– Хэнк, ты уволен. Тебе следует уйти.

Ну, на сей раз он наконец меня услышал.

Грэм: Мы с Билли планировали сходить куда-нибудь перекусить. Бьюсь об заклад, он ни за что не стал бы есть тамошний хаггис[18].

Дейзи: Хэнк принялся на меня орать. Он был так зол и стоял настолько близко ко мне, что, когда кричал, его слюна брызгала мне на плечо.

– Ты бы до сих пор оставалась лишь подстилкой для рок-звезд, если бы я тебя не подобрал! – заявил он мне.

А когда я ничего ему не ответила, Хэнк припер меня в угол, к самой стенке. Я не знала, что он собирается делать. И не уверена, что он сам знал.

Когда оказываешься в подобной ситуации, когда над тобою грозно нависает мужчина, то кажется, будто перед глазами быстрой вереницей вспыхивает каждое принятое тобой решение из тех, что привели тебя к этому моменту, – когда ты одна перед человеком, которому не доверяешь.

Что-то мне подсказывает, что мужчины ничем таким не заморачиваются. Когда они стоят вот так, угрожая женщине, то сильно сомневаюсь, что они припоминают каждый свой неверный шаг, который превратил их в подобных негодяев. Хотя и стоило бы.

Я вся выпрямилась и напряглась – даже как-то резко протрезвела, – и вытянула вперед руки, стараясь сохранить хоть какое-то пространство, что я могла бы попытаться защитить.

Какое-то время Хэнк просто сверлил меня взглядом. Не уверена, что я вообще в эти мгновения способна была дышать. А потом он с силой ударил кулаком по стене и вышел из номера, громко хлопнув дверью.

Когда он ушел, я заперла дверь за ним на три оборота. В коридоре он продолжал громко ругаться, но я уже не разбирала слов. Я просто сидела тихо на постели. Больше он не вернулся.

Билли: Я как раз вышел из своего номера, чтобы пойти навстречу Грэму, как вдруг увидел, что Хэнк Аллен выходит из номера Дейзи, ругаясь под нос: «Вот же сучка долбаная!» Но вроде бы он уже сбросил пары, и я решил, что это вообще не мое дело. Но потом я заметил, что он остановился и повернул обратно, видимо собираясь вернуться к Дейзи. И было понятно, что в этот момент от него хорошего не жди. Это ж видно даже по походке, по всему виду, понимаешь? Когда руки сжаты в кулаки, зубы стиснуты и все такое. Я встретился с ним взглядом – и он тоже наконец увидел меня. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Потом я помотал головой, словно говоря: «Это будет неправильно». Еще какое-то время он продолжал пристально глядеть на меня. Потом опустил глаза и двинулся прочь.

Когда Хэнк совсем скрылся из виду, я постучался в дверь к Дейзи.

– Это Билли, – негромко сказал я.

Не сразу, но все же она мне открыла. На ней было темно-синее платье – такое, знаешь, где рукава приспущены с плеч. Я слышал, как все говорят, какие у Дейзи синие глаза, – но в тот день я сам это заметил по-настоящему. В них действительно сияла синева. Знаешь, на что они были похожи? На океанскую глубь. Не на водичку вдоль прибоя, этакую светло-голубую, – они были реально темно-синими, как самая бездна океана.

– Ты в порядке? – спросил я.

Выглядела она очень мрачной и печальной, чего я никогда прежде за ней не наблюдал.

– Да, спасибо, – отозвалась она.

– Если тебе нужно поговорить… – начал я, хотя, если честно, и сам не знал, чем конкретно мог бы ей помочь. Но все же я решил, что должен предложить ей помощь.

– Нет, ничего, все нормально, – ответила она.

Дейзи: Раньше я вообще не понимала, какой огромной непроницаемой стеной отгородился от всех Билли – вплоть до того момента, когда он в тот день оказался рядом со мной. Когда внезапно эта стена исчезла. Это все равно как в машине не обращаешь внимания на шум двигателя, пока его не заглушишь.

Но тут я заглянула в его глаза – и увидела настоящего Билли. И только тогда поняла, что все это время видела лишь его вечно настороженную, жесткую, бесчувственную версию. И я подумала: «А как было бы здорово узнать поближе этого настоящего Билли». Но тут же все исчезло. Одно мгновение его проглянувшей реальности, и – пфф! – все сделалось как было.

Грэм: Я сидел, ждал Билли, когда вдруг в номере зазвонил телефон.

Карен: Сама не знаю, почему я решила это сделать именно в тот день.

Грэм: Я сказал в трубку:

– Алло.

– Алло, – донесся голос Карен.

Карен: На какое-то мгновение мы оба умолкли в эфире. А потом я спросила:

– А почему ты никогда не пытался в отношении меня сделать первый шаг?

В трубке стало слышно, как он делает глоток пива.

– Я никогда не стреляю, если знаю, что промахнусь, – ответил он наконец.

– Не думаю, что ты промахнешься, Данн, – вылетело из моих уст еще раньше, чем я решила это сказать.

Едва я произнесла эти слова, в трубке послышались гудки.

Грэм: Еще никогда в жизни я не бегал так быстро, как тогда по коридору к ее номеру.

Карен: Прошло три секунды – это никакое не преувеличение! – и раздался стук в дверь. Я открыла – там стоял запыхавшийся Грэм. Коротенькая пробежка по коридору – и у него уже дыхалка села!

Грэм: Я глядел на нее во все глаза. Как же она была красива! Одни густые брови чего стоили. Я всегда был падок на густые брови.

– Так что ты мне там сказала? – спросил я.

Карен: Я сказала: действуй, Грэм.

Грэм: Я вошел в ее номер, закрыл за собою дверь, сгреб эту женщину в объятия и как следует поцеловал.

Обычно, пробудившись утром, как-то не думаешь: «Это будет один из самых изумительных дней в моей жизни!» Но вот тот день именно таким и выпал. Тот первый день с Карен…

Уоррен: Есть кое-что, о чем я никому еще не говорил. Нет-нет, тут ничего плохого нет. Тебя, пожалуй, даже позабавит.

Когда мы готовились к концерту в Глазго, то где-то вскоре после саундчека я устроил себе маленький «пивной сон» – так я это называю, когда днем выпиваю немного пивка и прикладываюсь поспать. Так вот, я проснулся от того, что Карен в соседнем номере с кем-то занимается любовью. Причем так громко, что я даже не мог спать.

Я так никогда и не узнал, кто же это был, хотя и замечал, как она заигрывает немного с нашим техником-осветителем. Так что, подозреваю, у Карен были шуры-муры с Бонсом.