Дважды в одну и ту же реку не войти - Александр Юрьевич Санфиров

Старшина крепкий плечистый парень, в отличие от дежурного по роте, вел себя спокойно, при нашем появлении он встал и просто произнес:

— Добрый день Николай Павлович, кого это вы нам доставили?

— Здорово, Петро, — сказал капитан, — привел тебе молодца, будет у нас служить.

Старшина нахмурился.

— Товарищ капитан, так, может его в карантин, пусть там его уму разуму учат, на хер мне с ним возиться. Примет присягу, тогда к нам заберем.

— Понимаешь, Петя, не все так просто, — задумчиво поделился капитан. — Парень будет водителем у подполковника Климова, а тот уже неделю пешком ходит. Так, что придется тебе новобранца в темпе вальса, одеть, обуть, и научить. Чтобы он б… п… на х… послезавтра сидел за рулем у входа в комендатуру. Усек?

— Усек, — хмуро пробормотал старшина.

— Вот и отлично, — резюмировал капитан и хлопнув меня по плечу вышел из каптерки.

Старшина взял у меня военный билет и начал его изучать.

— Сапаров, Сапаров, что-то парень у тебя фамилия не русская, из Чуркестана что ли приехал? — недовольно проворчал он.

А в чем проблема, — хладнокровно осведомился я, демонстративно разглядывая висевшую на стене табличку с надписью ' ответственный, старшина Пузенко Петро Михайлович'. — Мы все единый советский народ, так нас учит Коммунистическая Партия и Правительство.

Старшина заткнулся, поняв, что на этой теме может здорово погореть.

— Однако, как ни странно не обиделся. Одобрительно хмыкнув, он сказал:

— А тебе, я смотрю, палец в рот не клади. Бойкий на язык, наверно активным комсомольцем был.

— Комсоргом,- буркнул я.

— Это хорошо! — оживился старшина, — осенью мы с нашим комсоргом на дембель собираемся, будем иметь тебя в виду.

К словам старшины я отнесся спокойно, до осени еще было время, а про то, что я был комсоргом, на работе, при желании узнали бы все равно.

— Ну, что пойдем на склад, что ли, надо тебя в человеческий вид привести, — сказал Петро и поднялся.

Мы вышли из казармы и извилистой тропкой, сократив путь, прошли к длинному зданию склада. Войдя в неприметную дверь, оказались в маленькой комнатушке, в одной из стен которой имелось окно, закрытое сейчас ставнями.

Старшина забарабанил в него изо всех сил. Через минуту из-за ставен послышался мужской голос.

— Минутку, сейчас открою.

Увидев нас, пожилой старшина сверхсрочник доброжелательно улыбнулся и заговорил с Пузенко на украинской мове. Они говорили так быстро, что я почти ничего понять не мог. Несколько раз в разговоре проскакивала фамилия моего будущего командира.

Поговорив, сверхсрочники исчез в глубине склада, оставив окно открытым. Оттуда несло кожей и лежалой мануфактурой.

Минут через десять он появился, неся на руках целую кипу одежды и сапоги.

Когда он выложил ее на прилавок, теперь уже я в удивлении воскликнул

— Ни х… себе.

Передо мной лежала п/ш — полушерстяная повседневная форма солдата, под ней простая хэбеэшка, а рядом парадная форма. И все нового образца.Кроме того яловые сапоги а не простая кирза!

— Сейчас еще шинелку принесу и зимнюю шапку, сообщил кусок и снова скрылся в глубине склада.

— За какие заслуги мне все это, — спросил я у старшины.

В ответ тот подняв указательный палец вверх сказал:

— Сынок, ты, где будешь служить? В роте материального- технического обеспечения.

Я недоуменно пожал плечами.

— Все равно не понимаю, сапоги яловые, пш мне с какой радости выдали?

Пузенко подозрительно глянул на меня.

— Ты что-то слишком много знаешь хлопец, пш сразу разглядел. Откуда сведения.

— У меня отец военный, майор, только четыре года, как ушел в запас. — ответил я, — Мы всю дорогу по военным городкам мотались. Так. что про форму я знаю все. Бате сапоги чистил, как только щетку смог в руках держать, тоже самое, и с пуговицами на кителе.

Старшина сдвинул пилотку назад и вытер пот со лба.

— Ну, это радует, слышал же сам, как кэп приказал, чтобы ты послезавтра уже машину подал в комендатуру. А пш тебе выдали из-за Климова, тот вечно требует, чтобы у него водитель нормально выглядел.

В это время кусок притащил шинель и зимнюю шапку. Забрав всю амуницию, мы двинулись обратно в казарму.

Там я переоделся в хб в каптерке у старшины, свою домашнюю одежду запихал в наволочку, рассчитывая при случае отвезти ее домой. Кучку петлиц и погон распихал по карманам, рассчитывая пришить их, как только пристроюсь на табуретку рядом со своей койки. Остальную форму старшина аккуратно повесил на вешалку.

Посмотрев, как я заправился, он опять удивленно покачал головой, затем, щедро оторвав полметра белого материала, спросил:

Может тебя не надо учить, как подшиваться?

— Не надо — ответил я и мечтательно добавил. — Жаль не выдали гимнастерку старой формы, ее можно с проводком подшивать.

— Но, но сынок, — сообщил старшина. — Со стариками себя не ровняй, походишь и так. Ты пока никто и звать тебя, салабон.

Он забрал у меня все документы, сказав, что сам отнесет в строевую часть, после чего мы вышли в расположение. В большом помещении с четырьмя рядами двухъярусных коек почти никого не было. Около вешалки с шинелями топтался дневальный, видимо, на десятый раз,приводя их в нужное состояние. Рядом за столом сидел дежурный по роте и разглядывал свою рожу в зеркале.

— Синицын, ко мне! — негромко скомандовал Пузенко. Тот для начала подскочил, потом, повернувшись, сказал:

— Петя, достал со своими шуточками. Хорош под Ахрамеева косить. Так и сердечником стать недолго.

Старшина показал на меня.

— Поручаю тебе молодого бойца. Хватит прыщи перед зеркалом давить, делом займись. Проследи, чтобы он до обеда с гимнастеркой разобрался, а когда народ начнет подтягиваться, передай его Яшенкову. Я ушел в штаб. Все понятно?

— Понятно? — ответил Синицын и метнул на меня злой взгляд.

Как, же, салага заметил его испуг, да потом еще и по поводу прыщей старшина прошелся.

Стоило тому выйти из расположения, как младший сержант Синицын крикнул свободного дневального.

— Эй, Жан Тотлян ху…в,мухой сюда!

Мелкий армянин подбежав к нам с жутким акцентом доложил:

— Товарищ сержант дневальный, рядовой Гаспарян по вашему приказанию прибыл.

— Дневальный, дневальный, тащи станок еб…й, -пробормотал как бы про себя, сержант, искоса поглядывая на меня.

Э! Да ты позёр, братец, — подумал я. — Перед молодым выступаешь,