Семейные хроники Лесного царя - Антонина Бересклет (Клименкова)

не положено. Поэтому Веснян решительно плюнул на свои бесполезные старания. Не хватало еще опозориться: виданное ли дело, чтобы лешего укачало над собственным лесом! Или чтобы сокол потерялся в небе, упустив из вида очумело несущуюся горлицу.

Но сокол всё-таки запятнал свою репутацию, когда в сгустившихся сумерках его и горлицу вдруг окружили расплывчатые черные тени. Широкие крылья-пятна, полупрозрачные полосы хвостов, сама тьма вместо перьев. Поночуги проявили себя, стоило угаснуть солнечному свету. Они бдительно несли караул днем, прячась в тенях облаков или, напротив, низко стелясь над землею. Ночью же выстроились клином, не скрываясь, взяли горлицу и сокола в прямом смысле «под крыло». Веснян в обычном-то обличии старался обходить этих страшилищ сторонкой, лишний раз не смотрел в их совиные зенки размером с колесо телеги. А тут, сделавшись маленькой пичужкой, внезапно обнаружив себя в тисках между черными стражницами — он опозорился самым цыплячьим образом, благо царевна летела впереди него и ничего не заметила. Он же сам предпочел думать, что столь скверно повлияли на его пищеварение мошки, которых он проглотил сырыми и немытыми.

И целую ночь поночуги бдели над ними двумя. Иногда они задевали сокола шлейфом холодной тьмы, и Весняна передергивало от отвращения. Он упрямо летел за царевной через темноту и от души радовался хотя бы тому, что эдакие страшилища водятся не в его вотчине.

В итоге не удивительно, что наступившим утром у него не хватило сил отговорить Милену, когда ей непременно понадобилось пересечь границу родного царства. Веснян наивно надеялся, что ее неведомая цель найдется куда ближе, и ему не придется всё-таки расставаться с дочерью царя, которую пообещал беречь пуще ока. Но нет, по его чаянью не сложилось. Впрочем, Милена утверждала, что слишком отдаляться от границ Леса она не собирается: зов сделался отчетливым и громким, значит, и предмет ее поиска уже совсем близок.

— Погоди, давай хоть соседа дождемся! — взмолился сокол, кинувшись оземь и превратившись во взмыленного воеводу. — Негоже по чужим владениям шастать, не поздоровавшись с хозяевами.

С этим доводом Милена согласилась. Кто ж знает, вдруг придется потом у местного лешака попросить об услуге. Так что сели на заломленную бурей березку, принялись ждать. Заодно дух перевести после несусветной гонки.

Поночуги, как положено, при солнечном свете вновь попрятались, будто их и не существует. Так что постороннему взгляду предстала бы вполне мирная и обыкновенная картина: опушка рощи, пригорок, жужжат шмели, шелестит листва, играет солнышко сквозь прозрачные кроны; парень и девушка сидят рядышком, раскрасневшиеся, друг на друга не смотрят, каждый о чем-то своем задумался.

И этот посторонний взгляд в безлюдном лесу к изумлению царевны и воеводы нашелся-таки! На пологий пригорок поднялись два всадника на тонконогих лошадках: бледные, хрупкие, узкокостные, стройные, остроухие — что всадники, что кони.

— Это еще кто? — шепотом недружелюбно удивилась Милена. Здешние земли были известны своей ненаселенностью — и вот сразу какие-то проходимцы!

— Может, эльфы? — также негромко предположил Веснян.

— Тощие какие, — скривила губы Милена. — Оборванцы-голодранцы это, а не эльфы.

— Может, давно путешествуют, вот и отощали, завшивели, — с легкой жалостью окинул взглядом коней воевода.

— Простите! — подъехав ближе, обратился к царевне и к лешему эльф постарше. В глазах его, усталых и печальных, затеплилась искорка надежды. — Прошу прощения за беспокойство. Мы, вероятно, заблудились. Мы не местные…

— Оно и видно, — буркнула Милена. Благо она в свое время «одолжила» у отца знание заморских языков, так что понять, о чем бормочет этот странник, для нее не составило труда. Веснян же помалкивал, не вмешивался, предоставив царевне право самой объясняться с этими «залетными птицами».

Эльф откровенно смутился ее насупленному взору, разумеется, не подозревая, что раздражение вызвал не он сам, а вынужденная задержка. Милена не столько слушала его, сколько прислушивалась к затихающему зову — слышный только для нее голос слабел так некстати! И когда вновь зазвучит, черт его знает, а без этой путеводной ниточки лететь куда-то дальше бессмысленно.

— Мы сбились с дороги и, кажется, ходим кругами, — робко продолжил эльф, трепеща ресницами, не смея взглянуть прямо в глаза царевне, словно боялся вызвать ее гнев или увидеть презрение. — Не могли бы вы подсказать нам, как отсюда выбраться? Это было бы очень любезно с вашей стороны.

Тем временем второй всадник, еще более изящный и, вроде бы, чуть моложе первого, (хотя с эльфами по внешности не разберешь, кто из них на самом деле старше, такой они хитрый народ), этот второй близко не подъезжал. И поглядывал на царевну также подозрительно и холодно, как и она на них обоих.

— Нет, не подскажем, — отрезала Милена. Эльф аж воздухом чуть не поперхнулся от такой грубости, а младший неосознанно схватился за рукоять меча, что обнаружился под полой пыльного плаща. — Как вам дорогу указать, если вы неизвестно откуда и непонятно куда едете? Вам эдак любое направление подойдет, даже круговое, без разницы.

— Вы совершенно правы, миледи, — неожиданно тепло улыбнулся эльф.

Он сделал знак своему спутнику, чтобы тот не кипятился зазря, а сам, легко спрыгнув с лошади и отпустив ее пощипать травку, подошел к царевне. И заглянул в глаза, сверху вниз. Капюшон плаща с головы откинул. Милена невольно покосилась, скользнула взглядом по гладким волосам эльфа, длинным, струящимся до пояса, цвета темного старого золота. А лицом этот странник был очень пригож, однако не человечьей пухлогубой смазливостью, нет, но какой-то завораживающей гармонией резковатых тонких черт. Впрочем, Милену экзотическая красота нисколько не заворожила. Может, на простой люд лицезрение эльфийской мордашки и должно оказывать чарующий эффект, но Милка-то отнюдь не простолюдинкой уродилась. В уме она невольно отметила, что родной ее папаша даже помилее получается. Напротив, иностранный красавец своей волшебной красой даже отталкивает. Не в том смысле, что он ей противен или внушает страх,