Царь Горы, или Тайна Кира Великого - Сергей Анатольевич Смирнов

бездну, словно поток великого Хаоса. И на целую вечность замерло во мне дыхание, а перед глазами стали вспыхивать ослепительные огни. Когда же первый вздох наполнил чудесной легкостью все мое тело, мне почудилось, будто с этим-то вздохом я впервые появился на свет.

Скифская царевна нежно погладила меня по спине и с легким стоном вздохнула сама. И услышав тот тихий вздох, я вспомнил ее страстный крик, с которым не сравниться ни грому небесному, ни гулу страшной лавины.

Я поцеловал ее в шею, и под моими губами своенравно дернулась тонкая жилка.

И тогда тихо спросил ее:

-- Как тебя зовут?

Она снова вздохнула и еще раз, уже легко и ласково, обняла меня за шею.

-- Азелек,-- словно шелест тихого ветра донесся ее ответ.

-- Что это значит по-скифски?

-- Жаворонок.

-- А мое имя -- Кратон. Это значит Побеждающий,-- прошептал я.-- Но как можно победить жаворонка? Жаворонок поет себе в небесах над всякой победой.

Похоже, Азелек пропустила мимо ушей все мои витиеватые любезности. Она убрала руки, а ее дыхание осталось таким же спокойным и ровным.

Нам стало нестерпимо жарко в скифской накидке. Я откинул край, выбрался наружу, вновь закутал в накидку моего “скифского юношу”, а потом с необъяснимой легкостью поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам.

Дым почти погасших костров свивался над нами и огромным белым столбом поднимался в чистые синие небеса.

“Всемилостивые боги! -- в беззаботном, хмельном веселье мысленно взмолился я.-- Благодарю вас и обещаю вам жертвы всесожжения на всю свою годовую выручку! Вы приютили Кратона и прекрасного “юного скифа” на острове блаженства. Никто никогда не доберется до острова и не отыщет нас тут!”

Несомненно, белый столб дыма над нами можно было легко приметить не только из лагеря Гарпага, но и от самих Пасаргад.

Чтобы испытать Судьбу в третий раз, полагалось теперь явиться к царю персов живым и невредимым, бережно неся в руках его любимого “жаворонка”.

Теперь мне уже нравился свежий холодок, охватывавший мою наготу со всех сторон.

Тайна оставалась тайной. Искушение разгадать ее до конца --конечно же, до конца весьма опасного -- сладостно мучило меня. Но кое-что уже было ясно.

Да, тайна Азала крепко связывала их обоих -- царя персов и его скифскую красавицу. Кем была она у Кира? Женой? Наложницей? Невольницей? Персам полагалось скрывать своих жен от чужих глаз -- вот в чем была основа тайны, за которой скрывалась еще одна -- тайна странной слабости царя Кира.

Глядя в небеса и на белую колонну дыма, я ни мгновения не сомневался в том, что вернусь к Киру или вместе с Азелек, или в одиночку, если она изберет себе отдельный путь, и при том ничуть не стану страшиться ее возможного признания своему господину. Не Скамандр, а Кир научил меня весело принимать Судьбу и испытывать наслаждение, честно играя с ней в самые опасные игры.

У меня за спиной послышалось движение: Азелек стала одеваться. Я подождал немного, а потом, сдерживая улыбку, громко произнес:

-- Азал! Без коней нам будет трудно добраться до дома. Ты д о л ж е н помочь мне.

Ответа не дождался, но не усомнился в том, что “Азал” безропотно повинуется.

Тогда я смело, не стыдясь наготы, повернулся к “скифу” лицом и добавил:

-- Думаю, нам вполне хватит одного коня.

“Скиф” оказался полностью одет и -- уже с прибранными под края накидки волосами. “Он” сверкнул глазами, потупил взгляд и зарделся.

Замечу наперед, что до самых Пасаргад “скиф” не проронил и единого слова.

Мы нашли селение на той широкой дороге, что уходила в горы из долины, занятой войсками Гарпага. Одному из жителей я предложил за худоватую кобылу несколько серебряных монет, которые держал в своем поясе, но тот напугался и побежал за помощью. Пришлось забрать лошадь так, не пропадать же деньгам в сухой траве. Была небольшая погоня, но стоило издали показать меч, как простолюдины отстали. Впоследствие на пути Кирова войска из Пасаргад в Эктабаны мне даже удалось вернуть кобылку ее пугливому хозяину.

Итак, мы возвращались в Пасаргады по главной торговой дороге. Правил я. Азелек сидела сзади и не обхватывала меня за бока даже тогда, когда лошадь пускалась в галоп.

Иногда, на привалах, я нечаянно притрагивался к Азелек. Она не отскакивала в сторону, но взгляд ее прекрасных глаз напоминал мне о ночном уколе короткого скифского меча, по счастью унесенного лавиной.

Признаюсь, я сильно желал ее, но не добивался своего ни ласковым обращением, ни соблазнами, ни силой. Кажется, я начинал понимать Кира. Он знал, чего стоит истинная свобода, потому и не мог, не хотел признавать никакой Судьбы. И ему был необходим такой “жаворонок”. Ведь жаворонка можно поймать, но тогда как насладишься его пением в высоких синих небесах?

Едва мы достигли на пятый день плоскогорья, как нас сразу окружили всадники-персы. И в окружении низкорослых, крепких жеребцов наша легкая кобылка резво помчалась в Пасаргады, весело взбрыкивая и крутя хвостом.

Царь Кир вышел нам навстречу, оставив позади своего брата Гистаспа и хазарпата. Он шел, широко раскинув руки и радостно улыбаясь.

Я поспешил соскочить с седла и припасть на колено. В тот же миг “Азал” очутился на земле рядом со мной.

-- Царь! -- с грустью обратился я к Киру, не поднимая глаз.-- Дорога была нелегкой. Мы сделали все, что было в наших силах.

И тут на мое плечо легла сверху тяжелая рука царя персов.

-- Рад, что ты вернулся, эллин.-- Голос Кира оказался, сверх моего ожидания, не гневен, а даже весел.-- Мой брат Гистасп всегда во всем сомневается, и мы поспорили. Теперь ему придется отдать мне лучшего коня из своего стада.

-- Царь! Мы потеряли Иштагу,-- не переменил я печального тона.-- Он прикрывал наш отход и доблестно сражался один против десятка врагов. Враги не смогли убить его, но от шума битвы случился горный обвал. Так погиб Иштагу.

-- Славный был воин,-- только раз вздохнул Кир, помолчал и вдруг коротко рассмеялся.-- Иштагу подхватил от тебя, эллин, дурную болезнь. Судьбу. Так ты и остался сам в живых.

-- Признаю свою вину,-- сказал я, и вправду почувствовав себя кое в чем виноватым.

-- Встань! -- повелел Кир и убрал руку с моего плеча.-- Ты -- тоже, Азал.

Он зорко посмотрел сначала мне в глаза, потом -- своему “скифу”. Его брови таинственно пошевелились, он сказал Азелек:

--