Северная война - Андрей Бондаренко

В первых числах декабря Петр, Егор и Никита Апраксин — в сопровождении эскадрона драгун — выехали в Новгород, планируя после этого посетить и Псков. Снега выпало уже достаточно много, поэтому пустились в дальний путь на санях, на которых был установлен надежный кожаный короб с серьезной печью, при этом печная труба, обмотанная игольчатым асбестом, проходила прямо через крышу возка.

Апраксина к этой поездке привлек Егор: чем-то ему Никита напоминал молодого Якова Брюса (того — прошлого Брюса!): непосредственный, любопытный, смешливый, сообразительный. Очень уж Егор переживал — из-за Яшкиного подлого предательства… Нет, конечно же, он прекрасно понимал, что Апраксин ему никогда не заменит друга Яшу: молод уж больно, опять же — подчиненный, что никогда не способствовало установлению настоящей дружбы. Но теплело как-то на сердце, когда смотрел на Никиту, даже просто разговаривал с ним…

Царь постоянно мерз и, кутаясь в лохматую медвежью шубу, каждые полчаса просил Никиту подбросить в печку новое полено. Но при этом Петр был бодр, весел и очень говорлив.

— Представляешь, Алексашка, а эти зарубежные господа и не обманули! — возбужденно вещал царь. — И курфюрст бранденбургский прислал денег, и герцог курляндский! От датчан единороги прибыли осадные, от Августа — ружья и пистолеты. Глядишь и выстроим скоро армию крепкую…

Егор только пожимал плечами и был настроен куда как менее оптимистично:

— Что же тут странного, мин херц? Они все только о том и мечтают, чтобы мы крепко схватились со шведами! Выгодно это им. А вот помощи военной, действенной, и не дождемся никогда… Кстати, государь, а с Брюсом-то что? Как он поживает?

Петр скорчил неопределенную гримасу:

— А пес его знает! Я под него, гаденыша, целое крыльцо дворца своего отвел. Постоянно читает что-то, пишет. Бумаги в день переводит — ужас просто. Список составил — на десяти листах — что ему требуется купить в Европах… А что это ты о Якове вдруг спросил? Потребность образовалась какая?

— Да, мин херц, образовалась! Брюс же изобрел состав специальный — зажигательный, для пушечных гранат. Мы в дивизии даже испытания проводили уже. Знатная вещь получилась, весьма даже полезная… А секрет этого состава — у Яшки. Может, ты поговоришь с ним?

— Нет уж, огради меня от таких разговоров, избавь! — сердито нахмурился царь. — Вот вернемся из Пскова, сам и переговоришь — с этой вражиной…

В Новгород они въехали уже после заутрени, когда все должны были давно завершить завтрак и приступить к трудам праведным. Но ничего похожего не наблюдалось: кругом было сонно, тихо, благостно и безлюдно. Около высоких, надежно запертых ворот двора воеводы Ладыженского мирно дремали, смешно уткнувшись пятачками в животы друг друга, две упитанные, черно-белые пятнистые свинки.

Апраксин пинками разогнал свиней в разные стороны, минут пять-шесть поколотил кулаком в крепкие воеводины ворота, после чего нерешительно заглянул в возок и, смущенно потупившись, неуверенно доложил:

— Там, это… Не открывает никто! Может, все уехали — стены возводить крепостные?

— Вот она, молодость! — развеселился Петр. — Чтобы в России — все вышли на работы? Не бывало такого, да и не будет, наверно, никогда! Вот в то, что все дрыхнут — без задних ног, — поверю охотно… Ха-ха-ха! Алексашка! — резко перестав смеяться, строго посмотрел на Егора. — Покажи-ка нашему молодому другу — как надобно обращаться с ленивыми и вороватыми воеводами да боярами!

— Слушаюсь, мин херц! — браво козырнул Егор и поспешил выбраться из душного возка на свежий воздух…

Разминая затекшие мышцы, он сделал несколько обычных приседаний и наклонов, небрежным жестом подозвал к себе драгунского офицера и поинтересовался:

— Подполковник, а имеются ли у вас в походном арсенале ручные бомбы, гранаты по-новому, то есть?

— А как же, Александр Данилович! У каждого солдата и офицера имеется по гранате — вашей же, господин генерал-майор, конструкции… Как и полагается по воинскому Уложению!

— Молодцом! — совершенно серьезно похвалил подполковника Егор. — Выдать мне одну гранату! И еще одну — поручику Апраксину! Всем же остальным, включая возок с государем, переместиться незамедлительно — подальше от боярских ворот…

Дождавшись, когда царский возок и драгуны отъедут в сторонку, он, придерживая Апраксина под локоть, отошел от ворот метров на тридцать пять, заговорщицки подмигнул:

— Вот, брат Никитон, учись! Как только я досчитаю до трех, так сразу же поджигаем фитиля и бросаем гранаты. После этого тут же падаем на землю: чтобы случайно не зацепило — рублеными бронзовыми гвоздями… Готов? Тогда: раз, два, три!

Егор резко провел по рукаву своего камзола кончиком короткого шнура-фитиля (тщательно пропитанного хитрым составом, в основе которого использовался белый фосфор), торчащего из металлического тела гранаты, и, убедившись, что на кончике шнура загорелся яркий огонек, широко размахнулся, с силой послал ручную бомбу вперед, после чего шустро бросился на землю, прикрывая голову руками.

Так громыхнуло — единым взрывом, что напрочь заложило уши, а в соседних домах из рам звонко посыпались стекла, расколотые на мелкие кусочки…

От крепких же боярских ворот и вовсе ничего не осталось. Даже столбы, на которых они висели всего пару секунд назад, снесло — под самый корень.

Новгородский воевода Ладыженский — упитанный и низкорослый мужчинка, в камзоле, наброшенном на голое тело, из-под которого смешно торчали несвежие нижние порты, с кудрявым париком на голове, сбившимся набок, низко кланялся и безостановочно бубнил — словно заезженная пластинка (из будущих времен):

— Уж как мы рады, государь! Такая честь… Что же не предупредили о приезде вашем? Уж как мы рады, государь! Такая честь…

— Помолчи! — сердито прервал Ладыженского царь, неодобрительно оглядывая просторный боярский двор, где бестолково суетились полуодетые сонные холопы, явно собираясь в спешном порядке накрывать богатый стол. — О деле будем говорить.

— Государь, так, может, в дом пройдем? Чарку выпить с дороги — самое милое дело…

— Помолчи, воевода! Здесь поговорим. Чего я не видел — в хоромах твоих душных и вонючих? Докладывай дельно: сколько выкопали глубоких рвов? Сколько поставлено палисадов крепких — с бойницами?

— Дык, государь, дык…

— Сколько же? — душевно поинтересовался царь — мягким и добрым голосом, — от которого даже у Егора по спине побежали испуганные мелкие мурашки…

Ладыженский повалился на колени, покорно склонил голову к земле: рыжий кудрявый парик тут же соскочил с головы, демонстрируя всем окружающим обширную розовую лысину, скупо поросшую тоненькими седыми волосинками.

— Не вели казнить, государь, пощади… — затянул писклявым голосом воевода. — Исправлю все! Пощади…

— Сколько? — взревел Петр, демонстративно кладя ладонь на рукоятку пистолета, торчащую из-за широкого, темно-красного пояса. — Говори, не вводи в грех! Немедленно встать на ноги и доложить толком! Последний раз прошу, боярин! — Одним движением выхватил пистолет, негромко щелкнул взводимым курком…