Другая единственная - Наташа Колесникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще-то в ее голосе слышался легкий акцент, почти незаметный, так говорят наши теннисистки, подолгу живущие за рубежом. И это делало Габриэлу еще более прекрасной.
— А разве можно зазнаваться, если судьба преподнесла тебе царский подарок? По-моему, нужно благодарить ее и сделать все, чтобы быть достойным этого подарка.
— Очень красиво сказал. Паша, ты выглядишь намного лучше, чем когда познакомились. Но иногда в твоих глазах я вижу грусть. Что за проблемы у тебя, почему не хочешь мне сказать?
— Что ж тут непонятного, Габи? Я счастлив, что встретил тебя. А грусть… Нам скоро придется расстаться, не хочется.
— Паша, ты можешь остаться здесь, со мной, если о Москве опасно. Мне не нужны деньги, я просто хочу быть с тобой. Ты станешь моим мужем. выучишь язык, будешь работать. Я тебе помогу во всем.
Он обнял ее, поцеловал теплые, сладкие губы. Кокая же она умница! Но после этих слов еще сильнее захотелось вернуться в Москву, решить свои проблемы и сделать все, чтобы его красавица была счастлива!
— No, señorita, ихь бин сам… выкарабкаюсь, — сказал он непонятно на каком языке.
— Прямо-таки полиглот, Паша, — с улыбкой сказала она.
— Пытаюсь соответствовать, но, честно творя, получается не очень.
— И что же ты хотел сказать?
— Я сам решу свои проблемы, потом встречу тебя в аэропорту, и мы больше никогда не будем расставаться. Мы заработаем много денег, и ты будешь иметь все, что хочешь.
— Я дура, Паша. Живу тут. работаю тут, в испанском захолустье, и ничего другого не хочу. Но с удовольствием вернусь в Москву с любимым человеком, это ведь самое главное. Или останусь тут с любимым человеком, а деньги совсем ни при чем.
— Нет, Габи, мы построим двухэтажный кирпичный дом в Подмосковье, и ты там будешь хозяйкой, и у нас будет двое… нет, четверо детей. А если хочешь, наймем гувернантку, а тебе я найду работу.
— Я хочу быть хозяйкой и воспитывать много детей.
— И жить в доме, который стоит в березовой роще!
— О да, правда хотела иметь такой дом. Я была у подруги на даче в Лобне, у них там простой дом, но так хорошо там… Лучше, чем в Испании.
— Теперь понятно, что я хотел тебе сказать?
— О да, Паша… Спасибо тебе. Но если не получится — не огорчайся, главное, чтобы все было хорошо с тобой, чтобы мы были вместе. Я хочу быть с тобой и в обычной московской квартире, и здесь, в нашем доме.
Он не знал, что сказать в ответ, не было слов. Красавина, черноглазая брюнетка, в которую влюбился без памяти, страстная любовница, с которой ни холодный песок, ни холодные волны не страшны, и вдруг говорит такое! Да было ли что-то подобное в этом мире, фальшивом и подлом, прежде?! Да не снится ли ему все это?
— Ты молчишь? — спросила она.
— Габи, я тебе честно скажу… я не знаю, сплю я или наяву тебя вижу. Ты такая… такая, каких в этой жизни просто не бывает…
— Ты не спишь, Паша, я есть, и ничего странного тут нет. Я знаю, что красивая, но продаваться не хочу. Наверное, меня так воспитали или еще что… Я хочу только одного — любить и быть любимой. А деньги разве лучше? Они хоть кого-то сделали счастливым? Что же тут странного? Я давно сказала себе: «Буду с тем, кого сама хочу. А кого не хочу — с тем не буду».
— Все, Габи, пожалуйста, ничего больше не говори, прошу тебя. Иначе я просто буду целовать твои ноги и боготворить тебя. Я и так буду это делать, но… потом, когда мы побеседуем с бабушкой и останемся одни.
Она довольно улыбнулась и действительно замолчала. А он совсем запутался в своих мыслях. Красота продается сплошь и рядом, это самый ходовой товар. Безголосые певицы, тупые модели, бездарные актрисы известными становятся лишь потому, что умеют кого-то ублажать в сексуальном плане. Кого-то сильного в этом дьявольском мире, кто же этого не знает? На эти роли за ними выстроилась длинная очередь из тех, кто не сумел как следует ублажить благодетеля. Они раскаиваются, готовы исправить свои ошибки, а за ними стоят те, которые на все готовы, только бы им дали шанс. Какая же это мерзость!
«Рено» остановилась у старого двухэтажного особняка. Габриэла выскочила из машины, открыла железные ворота, снова села за руль, и машина въехала в тихий дворик с двумя кипарисами и лавровыми деревьями среди зеленого газона. Павел подбежал к воротам, закрыл их. Все-таки это сподручнее делать мужику. Возвращаясь к машине, заметил у входа в дом невысокую седую женщину, нырнул в машину, взял с заднего сиденья букет белых лилий. Габриэла сказала, что бабушка любит именно эти цветы. Он подошел к старушке, выглядела она вполне энергичной, протянул цветы.
— Я Павел, приятно познакомиться, сеньора…
— Называй меня просто Марией, — низким голосом сказала старушка, принимая цветы.
— Просто Мария… Это как-то уж очень по-мексикански получается, — сказал он.
Старушка засмеялась:
— А у тебя есть чувство юмора, Павел, это хорошо. Ну тогда Мария Рубеновна, идет?
— Да, Мария Рубеновна, очень рад…
— Цветы мои любимые подарил… Габи подсказала?
— Да, — признался он.
— И честный, — констатировала старушка. — В наше время это редкое качество. Ну, проходи, Павел, в дом. Кажется, я начинаю понимать, почему моя внучка просто сияет в последнее время.
В доме его провели в гостиную, где был накрыт стол, весьма странный для испанской деревни, — бутылка кристалловской «Гжелки», вареная колбаса, соленые огурцы… Он понял — это из уважения к московскому гостю, но и хозяевам такое угощение было знакомо и приятно. Наверное, для них сложнее было встретить с подобающим угощением испанского короля, нежели московского гостя.
— Ну вы даете, Мария Рубеновна… — пробормотал он.
— Садись, Павел, разливай, как и подобает мужчине, — сказала она