Алые звезды Прованса - Ксения Баженова

Дворик был невелик и занят двумя машинами жильцов, поэтому Ксавье остановил свою в воротах, намереваясь пробыть у художника менее пяти минут.

«В крайнем случае мне посигналят, если будут выезжать», – подумал он, вертя на пальце ключи и поднимаясь по ступенькам к верандной двери.

Постучал… Дверь откликнулась дребезжанием стекла и тихо, с легким скрипом отворилась.

– Месье Марэ! Эй! Вы дома? Можно войти? Месье Марэ!

В замешательстве, что попал в дом без приглашения, он остановился в двух шагах от порога и оглядел огромную комнату. Застекленные длинные стены за спиной Ксавье и справа от него были зашторены плотными темными портьерами. Свет поступал только из двери, в которую он вошел, и свет этот оставлял на противоположной стене, сплошь завешанной картинами, рисунок искривленных оконных переплетов, а на полу – тень вошедшего. Слева от Ксавье почти вплотную к занавескам стояли небольшой холодильник с водруженным на него телевизором и двухкомфорочная грязная газовая плита, а на ней большая сковорода с остатками пригоревшего картофеля. За ними, поперек, как бы отгораживая что-то, возвышался огромный старинный буфет. Вошедший присвистнул от восторга, разглядывая это в высшей степени художественное произведение.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь? Месье Марэ! – он сделал несколько шагов и заглянул за буфет. Тот и впрямь закрывал встроенную крошечную ванну, дверь была открыта и горел свет, голая лампочка отражалась в забрызганном водой зеркале. В самом углу за ванной стояла старинная кровать с балдахином и портьерами до полу, на ней на скомканных простынях спал одетый «Ван Гог».

– Месье Марэ! Это я, Ксавье. Меня послала мадам Аннет за рисунками.

Спящий перевернулся на спину, пробормотал что-то невнятное и махнул кистью в сторону длинного рабочего стола, расположенного посреди комнаты.

«Вот хам! Он решил, что я – посыльный», – раздраженно подумал Ксавье и задел ногой пустую бутылку у подножия кровати, она покатилась по полу и остановилась, сверкая в луче солнца. – Виски! Понятно. Где ж здесь свет?

Глаза его уже привыкли к полумраку, и он уверенно включил высокий напольный торшер. Он был двухрожковый: один освещал стол, на котором лежали нужные ему работы и находилась грязная тарелка с остатками картошки и помидоров; второй рожок был направлен в дальний угол на высокий мольберт с довольно большой картиной. Это был великолепный портрет его жены: декольте, разрез на юбке, шпильки и челка. Ксавье машинально сгреб рисунки и выключил свет. Он будто только что дотронулся до оголенного провода, ему стало жарко, и на спине выступила испарина. Выбежав из дома, он сел в автомобильное кресло и, бросив работы на соседнее сиденье, на мгновение застыл.

– Боже! Это же ее бывший любовник! Может быть, Макс – его сын! – еле слышно прошептал он. – А мне говорили, что он семимесячный. Три восемьсот. Какой семимесячный весит три восемьсот!

До него доходили слухи, что у Аннет был бурный роман с этим местным гением, но родители и слушать не хотели об их свадьбе. С той поры он иногда задумывался над этими сплетнями. Но история, которая разыгралась в семье в те времена, так и осталась ему неизвестна.

А было так.

Получив от отца полный и безоговорочный отказ, Аннет, у которой забрали все вещи, выбралась через балкон и, надев старые отцовские сапоги, в которых он поливал цветы, убежала к возлюбленному художнику. Наутро, обнаружив пропажу, ее стали искать, но она вернулась сама, пройдя в жутких сапогах и пижаме через весь городок, и сказала:

– Хорошо! Я не выйду замуж за того, кто вам не нравится. Выйду за первого встречного! – Что она с успехом и сделала практически в тот же день. Можно сказать, ей повезло.

Наконец, с ясным пониманием того, что произошло в его жизни, Ксавье включил зажигание, врубил заднюю скорость и, надавив на газ, с визгом рванул с места, в висках пульсировало, руки, да и все тело, дрожали неимоверно. Крик где-то рядом раздался почти мгновенно, но он не обратил на него внимания и резко выруливал налево, чтобы вернуться домой за сыном, когда перед ним возник разъяренный мужчина. Он бежал рядом и стучал кулаком по капоту:

– Стой! Стой, негодяй! Ты раздавил ребенка!

Ксавье, не понимая, что происходит, остановил машину, резонно предположив, что задел авто этого месье, и опустил стекло.

– Ты раздавил ребенка! Гад мерзкий, смотри, что ты наделал!

На слова «смотри, что ты наделал» он повернул голову туда, куда показывала трясущаяся рука незнакомца. Напротив ворот дворика, в десяти метрах от него, на асфальте лежал подросток.

Это было последнее, что видел в тот день Ксавье. С ним случился инфаркт.

Маленький полуразвалившийся домик, с сараем и довольно большим загоном, намекающий на то, что когда-то жилье принадлежало то ли пастуху, то ли фермеру, был сложен из серых валунов, которые, в силу почтенного возраста, покрылись мхом, как старики пигментными пятнами. Синяя краска на оконных рамах и деревянных ставнях сильно облупилась от солнца, дождя и ветра и своими торчащими завитками напоминала всклокоченную и поредевшую рыбью чешую. Он стоял на отвесном скалистом берегу реки, усеянном хаотично торчавшими кустами и острыми камнями. По мере возвышения растительность увеличивалась в объемах и на самом верху превращалась в густую, почти непроходимую чащу. Можно было сказать, что участок вокруг дома обнесен забором, если бы покосившуюся конструкцию из низкой металлической сетки, натянутой на деревянные столбики, язык повернулся так назвать. Однако здесь присутствовала и калитка, по высоте доходившая до пояса взрослому человеку, она даже закрывалась на замок, хотя ее можно было легко перемахнуть. Все это ограждение скрывали кусты и деревья, и не всякий бы его и разглядел. Видно, в былые времена забор служил лишь для того, чтобы не разбредались жившие здесь овцы и козы. Народ сюда наведывался крайне редко. Из городка добираться до домика было довольно неудобно. Оставив машину на том берегу реки у леса, нужно было перейти шаткий мост и потом достаточно долго идти до единственной узкой тропинки, чтобы взобраться наверх. Да и не появлялось ни у кого особой нужды, ради которой стоило бы преодолевать этот утомительный путь. Владелец дома умер давно, и участок перешел городским властям, которые совершенно не знали, что с ним делать, когда вдруг объявился покупатель.

В лицо его никто не знал. Всем процессом заправляла бойкая, но скрытная риелторша. Она же наняла нескольких рабочих, они заготовили дров, благо рядом деревьев было хоть отбавляй, загрузили кладовую запасами еды: макаронами, картошкой, банками с томатным соусом, кофе, оливковым маслом и привели царившее здесь запустение в относительный порядок – менять и перестраивать ничего не пришлось: так, проложили дорожку от калитки к двери, врубили новый надежный замок и укрепили ставни. По телефону согласовали набор посуды: простой белый сервиз, бокалы, пара кастрюль и сковородки.