Фокусы реальности - Ольга Войлошникова

втайне завидовали, считая такой ход изощрённой ушлостью. Кто-то, наоборот — заискивал. Все надеялись, что мальчишка сможет на что-то влиять. Намекали на бакшиш — мол, вот, только бы письмо домой переправить, и уж тогда…

Наивные.

В своей комнате он был старшим и в контору вместе со всеми тоже ходил. И даже сидел рядом с Салимом Юсуповым, имел удовольствие вблизи рассмотреть пудовые кулачищи Лося. Так что когда перешагнувший порог барака Салим начал шипеть, плеваться и строить планы мести, даже удивился. На что они надеются? Мало ему было плетей в крепости? Салим же с дружками сразу после клятвы бежать пытался, а теперь он грозился рассчитаться со здоровяком-гяуром по закону Серых земель…

Из комнат вывалили люди, всем хотелось узнать: что случилось? Что сказали? В коридоре стало тесно, как в консервной банке со шпротами.

Салим распалялся всё сильнее.

— Тихо ты, не ори! — Пилзур поспешно захлопнул входную дверь. — Не ори, говорю, успокойся! Я этого Лося вспомнил!

Коридор настороженно затих.

— Мне тоже знакомым показался, — немногословный Надим говорил так редко, что все в изумлении на него воззрелись, — под Медведем ходил.

Несколько голосов разом воскликнули, что банду Медведя уж сто лет в обед никто не видел. И вообще, слухи ходили, что их на востоке имперцы взяли. А у княжеских разговор короткий: всей банде за особо тяжкие четвертование светило.

Надим молча пожал плечами и ничего отвечать не стал — и так уж сказал слишком много, но Пилзур не успокоился:

— Он это, говорю вам! Я в тот год в Мухим-Шахри девок на продажу привозил, так он ко мне приходил, взял десяток лучших, не торгуясь! Других близко не видел, но этого помню!

— А как же имперцы? — дёрнул плечом Салим.

— Значит, не княжеские его взяли, а беловоронские!

Кавуз молча слушал. А ведь точно. Новый староста ни разу не сказал: «хозяин», только «ваш хозяин», «ваш барон». Значит, у него хозяин другой…

— А как начальника эти между собой зовут, — спросил кто-то из толпы, — слышал кто-нибудь?

— Бурый его зовут! — раздался от дверей насмешливый голос невысокого парня, который в конторе спрашивал фамилию Салима. — Вы чё, мужики, в первый же день решили всем корпусом на плети налететь? До построения шесть минут, а вам ещё в рабочее переодеться надо…

Их барак — нет, корпус — успел. Бежали как сумасшедшие. Кавуз даже успел ещё в комнате записать всех, кто был с ним в одной бригаде. Торопился, криво-косо получилось, но всё же лучше, чем у тех, кто впопыхах черкал на улице, на весу, на подставленных спинах, продавливая в бумаге дырки…

Их номер был восьмой.

Червончик собрал эти мятые бумажки, поморщился, показал Бурому. Тот тоже поморщился, ответил что-то тихо, не разобрать.

На удивление, все чужие зэки тоже были в рабочей форме. Камень долбить, что ли, собираются?

Оказалось, они не только собирались, но и делали это с большой сноровкой. Через два часа Бурый объявил перерыв и ещё раз предупредил, что обед сегодня получат только те бригады, которые выполнят свою норму. Половинную, как было сказано. Типа полдня на расселение — поэтому скидка.

Ещё через два часа бригадиры ушли (сказали, что они своё сделали), остались только орки. Орки никого не подгоняли, ни с кем не разговаривали и вообще практически не смотрели на копошащихся среди камней рабочих. Многие сразу начали двигаться с ленцой, часто останавливаться «на перекур». Кавуз смотрел и удивлялся: даже осла не надо много раз бить, скотина понимает, когда хозяин недоволен, и делает всё так, чтоб не получать тычков. И когда Шухрат, вместе с другими молодыми парнями попавший в его бригаду, по примеру старших начал высматривать себе место, где бы устроиться «отдохнуть», он недолго думая толкнул его между лопаток:

— Чё встал? Не тормози, шагай быстрее.

— Вон сколько народу сидит! — возмутился второй молодой. — Мы хуже других, что ли?

— Хуже, лучше… Сидеть будешь, когда норму сделаем. Башкой думай. Они, может, специально ушли? Проверить, э? Вернутся щас, а ты сидишь, красавчик. А тебе за саботаж двадцать горячих выпишут. И всей бригаде заодно — про коллективную ответственность что сказали?

Вокруг них столпилась их бригада. Кавуз оглядел хмурые лица:

— Всем говорю. Кто хочет битым ходить — лучше сразу меняйтесь на другие комнаты. Этот Бурый чётко сказал: Денисов разрешил ему хоть на куски нас резать, лишь бы был результат. Кто будет мешать, обещал со своим ножом познакомить, сделать девкой. Думаете, шутил? На себе проверить хотите? — мужики перетаптывались, переглядывались между собой. — Ещё другое вам скажу. Пятьдесят лет удачи было. А вот кончилась она — всё. Надо выжить. Пословицу забыли? Если попал в город одноглазых — зажмурь один глаз. Дома мы жили по обычаю. Здесь мы подневольные, должны следовать клятве, иначе Вэр придёт за нами, — лица у мужиков вытянулись; эта мысль, видимо, никому не приходила в голову.

Шестерёнки в голове Шухрата провернулись быстро:

— Значит, если я буду делать женскую работу под клятвой, то не опозорю себя? Так выходит?

— Именно! Ты под словом и богиня всё возьмёт на себя!

Верен ли был подобный теологический выверт — неизвестно, но мужчины взбодрились, расправили плечи и веселее заблестели глазами. Кавуз поспешил закрепить мысль в головах:

— Поэтому говорю вам: слушайте правила. Все старайтесь выполнить норму. Медведь дал понять: кто будет работать без фокусов — того гнобить не будут.

— Трудно будет, — вздохнул Рухид.

— Зато шкура целая, — тяжело уронил Надим, и его слова́, как это часто бывало, положили конец разговору — словно затянули узел на полном мешке.

Глядя на них, другие бригады тоже собирались кучками, о чём-то толковали. Результаты были разные: кто начинал шевелиться быстрее, кто — наоборот, устраивал себе большие перекуры.

16. ПОКА ОСЕНЬ СПОРИТ С ЗИМОЙ

БУДЕТ ТЯЖЕЛО…

С непривычки спину ломило. Хорошо хоть рукавицы рабочие выдали, но кожа на пальцах всё равно саднила, словно из рук с силой рванули верёвку.

Через час они закончили свой «надел», но Кавуз не дал бригаде сразу развалиться, расслабиться — настоял, что сперва нужно всё прибрать, сложить на место инструменты, а то потом совсем в лом будет, и только потом, пока бригада пыталась примоститься на каменистой площадке, подошёл к одному из зелёных охранников.

— Добрый день, уважаемый, — орк смотрел с любопытством. — Мы свою часть закончили. Сидим, да?

— А чего тут сидеть? — орк пошевелил бровями. — Отправьте засланца за бригадиром, пусть примет. Да пойдёте на отдых.

— Сам схожу тогда? — на всякий случай уточнил Кавуз. Пацанов отправлять не хотел: накосячат ещё. А старших гонять… Лучше уж сам.

— Ну, сходи, — согласился орк.

Проверять пришёл квадратный немногословный мужик по кличке Гиря. Чем-то он напоминал Надима — может, тем что больше молчал? Гиря оценил сделанное, сказал:

— Нормально, — пожевал губами, выдал пару скупых замечаний, после чего махнул рукой: — Вали́те. Можете сразу обедать.

Они поднялись, ощущая тяжесть в разом затёкших суставах, начали спускаться к посёлку, разминувшись с ещё одним бригадиром, узкоглазым как киргиз, и уже в спину услышали:

— Рожи хоть умойте перед столовой.

Кавуз посмотрел на пыльные лица и робы. Да уж. Одежду хоть выхлопать, что ли…

По времени больше было похоже не на обед, а на ужин. Часа четыре, больше даже. Пока умылись, переоделись — почти пять.

В столовой они оказались в компании ещё трёх бригад. Накормили их вкусно, сытно. Сидели у самого окна раздачи, и было слышно, как в кухне разговаривают два голоса, мужской и женский.

— Миш, а остальные что — обедать не будут?

— Почему, будут. Шевелятся еле-еле, к ужину подтянутся.

— Обожрутся сразу, и обед, и ужин…

Мужской голос изменился, словно он хотел посмеяться и досадовал одновременно:

— Обрыбятся, Ленуся! Полную пайку получает только тот, кто балду не пинал.

— Получается, четыре бригады только?

— Ну. И наши.

— И наши… — задумчиво повторила женщина. — Надо же. Мне бы кто тогда сказал, что я беловоронских орков своими буду называть — обсмеяла бы.

— Ха! Обсмеяла бы! — мужик хрипловато засмеялся: — Башку́ б ты ему отрезала, в это поверю.

Женщина весело хмыкнула:

— Это потому что