В сердце моря. Трагедия китобойного судна "Эссекс" - Натаниэль Филбрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведение журнала стало для Чейза не просто обязанностью первого помощника. Он и сам нуждался в этом. Акт самовыражения – будь то путевые заметки или письма – часто позволяет дистанцироваться от своих страхов. Как только Чейз начал вести записи, к нему вернулся сон.
Были и другие ежедневные ритуалы. Каждое утро они брились тем же ножом, которым Чейз вострил свой карандаш. Бенджамин Лоуренс изрядную часть дня проводил, сплетая разлохматившиеся концы каната в бесконечную бечевку. Гарпунер поклялся, что если когда-нибудь покинет вельбот, то сохранит эту бечевку как память о выпавшем им испытании.
В полдень они остановились, чтобы сделать измерения. Измерение углов квадрантом на крошечной, волнующейся лодке было не таким простым делом. Предприняв несколько попыток, они наконец остановились на пятидесяти восьми градусах южной широты. Это всех приободрило. Они не только пересекли экватор, но и прошли примерно семьдесят одну морскую милю от точки, где они проводили измерения в последний раз. Получалось, что они перевыполнили свой ежедневный план в шестьдесят морских миль. В полдень ветер чуть стих, позволив снова поднять паруса и просушить на солнце насквозь мокрую одежду.
В этот день Поллард решил, что им не удастся хоть сколько-нибудь верно вычислять долготу. Чтобы точно определять координаты судна, нужно верно рассчитать координаты между севером и югом, то есть широту, и координаты между востоком и западом, то есть долготу. Если бы в 1820-м у них был хронометр, очень точный и приспособленный к суровым морским условиям, то они могли бы сравнивать время зенита над собой со временем в Гринвиче и таким образом вычислять долготу. Но хронометры в эти годы были все еще слишком дороги и не пользовались популярностью на китобойных судах Нантакета.
Еще они могли бы наблюдать за луной. Это было чрезвычайно трудное дело, требовавшее трех часов вычислений. Провернуть подобное на вельботе не представлялось возможным. Кроме того, если верить Никерсону, Поллард еще толком не научился проводить эти вычисления.
Оставалось навигационное счисление. Командиры на каждой шлюпке тщательно следили за курсом, сверяясь по компасу, и считали скорость. Для этого бросали за борт линь с привязанной на конце деревяшкой и считали, как быстро он раскрутится на полную длину. Для учета времени использовали песочные часы. Так можно было определить скорость.
Скорость и направление судна регистрировались и заносились в таблицу, по которой капитан мог рассчитать предполагаемое расположение судна. Люди, пережившие другие морские катастрофы, и прежде всего Блай, капитан «Баунти», находясь в тех же условиях, пользовался теми же методами. Оставшись посреди Тихого океана, капитан Блай сумел сделать лот-линь для определения скорости и научил своих людей точно отсчитывать время. Измерения Блая оказались удивительно точными, что и позволило ему найти остров Тимор. Это один из величайших подвигов в истории навигации.
Чейз утверждал, что «без песочных часов и лот-линя» они никак не могли продолжать следить за долготой. Если неумение Полларда производить лунные измерения хоть что-то значит, то можно предположить, что он был или не очень опытным, или вовсе неумелым навигатором. Множество капитанов, никогда не рассчитывавших оказаться в подобной ситуации, пользовались навигационным счислением. Отказавшись от оценки долготы, Поллард вел свой экипаж вслепую, не представляя, как далеко от берегов Южной Америки они находятся.
Днем лодки окружила стая дельфинов и сопровождала их до захода солнца. Той ночью ветер стал почти штормовым. Чейз и его люди с ужасом наблюдали, как бушует вода меж досок их лодки. Лодка была страшно потрепана, и Никерсон клялся, что больше никогда не чувствовал себя в безопасности в ней, ни через десять, ни через тысячу миль.
К утру пятницы двадцать четвертого ноября, на третий день путешествия в вельботах, волны, если верить Чейзу, стали «просто гигантскими. Наше и без того нелегкое положение ухудшилось». Никерсон отметил, что, если бы они оставались на борту «Эссекса», это был бы самый обычный ветер, но «в вечно подпрыгивающем царстве волн он будто задался целью постоянно окатывать нас водой, не давая ни просохнуть, ни согреться». В тот день огромная волна захлестнула лодку Чейза, едва не потопив ее. Полная воды, лодка чуть не перевернулась, когда бочки, черепахи и сундук Чейза – все откатились к одному борту. Люди отчаянно вычерпывали воду, зная, что следующая волна станет для них последней.
Едва они убедились, что лодка держится на плаву, выяснилось, что часть галет, так бережно обернутых парусиной, напиталась соленой водой. Как могли, они пытались спасти подмоченный хлеб. Все следующие дни они сушили галеты на солнце, но в них все равно осталась соль. По словам Никерсона, это была «катастрофа» для без того обезвоженных членов экипажа. «Все мы очень зависели от хлеба, – вспоминал он, – и теперь впереди вырисовывалась весьма унылая перспектива». Все стало еще хуже, когда они узнали, что и на лодке Полларда часть запасов подмокла. Еще несколько дней назад капитан и его помощники верили в «человеческие силы команды», теперь они вынуждены были признать «нашу крайнюю зависимость от Божественного провидения».
На следующее утро, в восемь часов человек, вычерпывавший воду из лодки Чейза, насторожился. Сколько он ни черпал, а количество воды не уменьшалось. Он тут же предупредил всех остальных, что лодка дала течь. Вскоре все шестеро искали пробоину. Руки шарили по хлюпающему дну, чувствуя, как вода огибает лодку снаружи. Только когда они подняли доски настила, то обнаружили, что одна из досок в носовой части корпуса отошла, и вода поступает оттуда. Щель находилась примерно на шесть дюймов ниже ватерлинии, и если они собирались заделать ее, то нужно было найти способ как-то подобраться к ней снаружи. Течь была по правому борту, с подветренной стороны. Чейз тут же «развернулся», используя рулевое весло. Теперь ветер дул с другой стороны и приподнимал поврежденный борт. Чейз надеялся накренить вельбот так, чтобы щель полностью показалась над водой.
Заметив, что Чейз вдруг развернулся, Поллард и сам развернул свой вельбот и направился к первому помощнику. Убрав паруса, Поллард подошел ближе и спросил, что стряслось. Теперь, когда лодка капитана была рядом, Чейз приказал, чтобы команда переместилась на левый борт и как можно сильнее накренила шлюп. Люди на лодке Полларда попытались закрепить крен и, установив доску на место, прибить ее. Все приходилось делать очень аккуратно. Там, где образовалась течь, уже были отверстия от гвоздей, и нужно было вбить новые гвозди «след в след». Пока их подбрасывало на волнах, Поллард и Чейз «смогли забить несколько гвоздей и, вопреки ожиданиям, поставить доску на место». Вскоре все три лодки снова двигались на юг. «Этот небольшой инцидент, хотя и может показаться незначительным, – вспоминал Никерсон, – необычайно взволновал нас». Окончательно и бесповоротно осознав, что их крохотные суденышки могут в любой момент развалиться на части, люди почувствовали, что «едва верят в собственное спасение». Они знали, что чем дольше они пробудут в море, тем хуже будет состояние лодок, «непрестанно сотрясаемых волнами». Всего одного гвоздя было достаточно, чтобы пустить ко дну любую лодку.