Царь Горы - Тимур Рымжанов

Разминая пальцы рук, закованные в металлизированные перчатки, я попробовал дотянуться до клапана на бедре и нащупать коробку с аварийным освещением. В коробке хранились три пластиковые тубы химического света. Я неуклюже извлек коробку, нащупал первую попавшуюся под руку тубу и тут же переломил судорожно встряхнув. Свет оказался желтым. При учете того, что я все еще был способен двигаться, дышать с поднятым стеклом шлема, и даже подняться на ноги, то цвет вполне соответствовал положению дел. В коробке еще остались две ампулы, синяя и зеленая.

Разгоревшийся химический фонарик дал возможность осмотреться и оценить обстановку.

Результаты осмотра были удручающими. Вся электроника, что находилась на поверхности костюма, просто выгорела. Пульт управления на запястье оплавился и почернел. Не работал так же и прикрепленный к поясу генератор. Рация и ручной сканер, закрепленный на руке капроновым шнуром, так же выгорели дотла.

Чувствуя невыносимую тяжесть в конечностях, я попытался встать и осмотреться. Вокруг, насколько хватало крохотного источника света, была лишь мертвая земля. Я протащился немного вправо. Обнаружил брошенный на земле автомат Тома. Попытка передернуть затвор и произвести выстрел не увенчалась успехом. Затворная рамка просто не двигалась. Подсветив оружие, я понял, что магазин раздуло и разворотило от взорвавшихся в нем патронов. Подвижные металлические части просто сплавились между собой. На лежащее рядом тело Тома было страшно смотреть. Запекшееся изнутри, выгоревшее до состояния углей, оно больше напоминало бесформенную кучу. Некоторые внешние детали, пластины брони, какие-то крепления и тяги буквально вплавились в скафандр. Та же незавидная участь постигла и Быстрого. Бушующая электрическая буря просто разорвала на куски тело несчастного. Но как мне показалось виной таких серьезных повреждений стали не только металлические детали, а влага. Да, человеческое тело замечательный проводник. Танцующие на кончиках молний плазмоиды прожгли многослойную ткань комбинезона через металлические детали, а молнии превратили несчастных в горстку пепла. Мой же костюм оставался целым, поэтому смог удержать электрические разряды. Я лишился внешних приборов, средств связи, но тело не пострадало. Не было пробоя, нарушения герметичности скафандра. Вот причина, по которой я выжил.

Да, таких экстремальных путешествий у меня еще не было. Стоя в круге призрачного желтого света, я иступлено рылся в карманах, выбрасывая все, что уже испортилось или стало лишним грузом. Фонарик, запасные аккумуляторы, цифровая камера, сканер, прибор ночного виденья. Так же на землю полетело зарядное устройство, весящее не меньше трех килограмм, замолчавшая навсегда рация, и внешние устройства, опутавшие проводами весь костюм с ног до головы.

Сосредотачиваясь, приходя в норму от шокового удара, я начал понимать, что меня просто бросили. Снегов поспешил отступить, оставив даже своих погибших товарищей. Но больше всего беспокоило не это. Когда мы только влипли в эту смертельную ловушку, до смены цикла оставалось больше двух часов. Близился вечер. Но сейчас все указывало на то, что меньше чем через час просветлеет горизонт и взойдет солнце. На востоке уже была заметна светлая полоска как признак приближающегося рассвета. Выходит, что я смог пережить смену цикла. Оказался меньше чем в километре от стен башни, и смог выжить. Еще раз, глядя на оплавленные камни и спекшийся песок я невольно подумал, что ошибся с подсчетом. Быть может, смены цикла не произошло вовсе? Костюм, конечно же, проявил себя с лучшей стороны, но защитить меня от огромной молнии бьющей из самой башни, он бы наверняка не смог. Мне было достаточно вспомнить громовые раскаты, сотрясающие укрепленный бункер, и частоту ударов молний, чтобы понять, что в этом бушующем огненном аду я бы не выжил.

Но к черту лирику и риторические вопросы. Я остался жив, увы. Придется и дальше бороться за существование. К сожалению, для своих недавних спутников, я больше ничего сделать не могу. Ни похоронить, ни даже доставить их останки в лагерь. Мне бы самому сейчас собраться с силами и попытаться выйти к первому бункеру. Вынув нож, я срезал еще тлеющие именные нашивки с костюмов погибших. Бережно положил в карман и, встав в полный рост, постоял так немного, отдавая дань уважения погибшим.

Идти в лагерь совершенно бессмысленно. Бункер ближе, и там есть системы связи и транспортный тоннель. Вот уж точно для кого-то станет большим сюрпризом мое появление.

Нельзя стоять на месте. Нельзя медлить. Нужно двигаться, действовать. Я сейчас сам по себе. Меня уже наверняка списали, вычеркнули из списка живых и занесли в реестр покойников. Не будет спасателей, не будет помощи. После случившегося Емельянов, да и Терентьев наверняка отменят все выходы. Любые попытки приблизиться к башне отменят, не допуская новых потерь.

Убедившись, что избавился от максимального количества испорченных и ненужных вещей, я еще раз осмотрелся, поднял с земли тубу химического света и пошел на восток. В темноте, рядом с такой громадиной, было очень непросто ориентироваться. Я ведь даже не был уверен, что иду в правильном направлении. Насколько я мог вспомнить, пока мы неслись на вездеходе, труба тоннеля, проложенного от лагеря до первого бункера все время находилась справа от нас. Пират то и дело подруливал на запад, то есть левей от тоннеля. Отметив направление следов вездехода, расположение самой башни и сторон света, я почему-то был уверен, что не ошибся в выборе. Буду двигаться в этом направлении, пока не наступит рассвет, а уж при свете дня смогу найти надежные ориентиры. Скорость движения по такой местности, налегке, максимум три километра в час. Но рассчитывать надо всегда по самым минимальным цифрам.

Дышалось легко. Воздух казался свежим и чистым. Я был удивлен тем фактом, что вот уже который цикл подряд приборы все чаще показывали совершенно нормальную атмосферу. Если прежде бывали и кислотный туман, и превышение радиации, ядовитые газы, пониженное или повышенное давление, то теперь все как будто приходило в норму. Редкий цикл выпадал так, что необходимость в защитном скафандре была просто условием для выживания. В целом радиационный фон самого объекта и так был всегда повышен, но в допустимых пределах. Я уже не переживал на счет того, что если смогу добраться до бункера, то непременно буду вынужден сидеть в многодневном карантине. Пока ученые-очкарики будут брать у меня анализы, просвечивать, прощупывать, высеивать всякие микрофлоры, я еще больше возненавижу тот день, когда согласился на эту работу. И ведь понимаю, что это неизбежная плата за безопасность, и не только мою собственную, но все равно стараюсь не думать о тех многократных и