Гарри Поттер и Орден Феникса - Джоан Кэтлин Ролинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здорово, Кикимер, — очень громко сказал Фред, со стуком закрывая дверь.
Эльф-домовик остановился как вкопанный, перестал бормотать и очень отчетливо, но очень неубедительно вздрогнул словно бы от удивления.
— Кикимер не видел молодого господина, — сказал он, обернувшись и отвесив Фреду поклон. Потом, не поднимая глаз от ковра, тихо, но вполне внятно добавил: — Поганый пащенок осквернительницы рода, вот ты кто.
— Что-что? — переспросил Джордж. — Прости, я последнее, что ты сказал, не расслышал.
— Кикимер ничего не сказал, — отозвался эльф и опять поклонился, на этот раз Джорджу, после чего вполголоса, но очень разборчиво проговорил: — А вот и братец, тоже урод мерзопакостный.
Гарри не знал, смеяться ему или лучше не стоит. Эльф выпрямился, оглядел всех зловредным взглядом и, словно бы думая, что его никто не слышит, снова забормотал:
— И грязнокровка туточки, стоит наглая такая, ох, если бы моя госпожа видела, как бы она плакала, а вот новенький, Кикимер не знает, как его зовут. Что он здесь делает? Кикимер не знает…
— Это Гарри, Кикимер, — обратилась к нему Гермиона. — Гарри Поттер.
Бледные глаза Кикимера расширились, и он забормотал быстрей и яростней прежнего.
— Грязнокровка говорит с Кикимером, как будто она его подруга, ох, если бы только госпожа видела, с кем Кикимеру приходится иметь дело, ох, что бы она сказала…
— Не смей называть ее грязнокровкой! — одновременно и очень сердито сказали Рон и Джинни.
— Ничего страшного, — прошептала Гермиона, — он немного не в себе, он сам не понимает, что…
— Да брось ты, Гермиона, он прекрасно понимает, что говорит, — сказал Фред, глядя на Кикимера с великой неприязнью.
Бормоча по-прежнему, Кикимер не спускал глаз с Гарри.
— Неужто правда? Неужто это Гарри Поттер? Кикимер видит шрам, значит, это правда, это мальчик, который остановил Темного Лорда, Кикимер удивляется, как он это сделал…
— Мы все удивляемся, Кикимер, — сказал Фред.
— А что тебе тут надо? — спросил Джордж. Огромные глаза Кикимера метнулись в его сторону.
— Кикимер чистит, — сказал он уклончиво.
— Очень правдоподобно, — произнес голос у Гарри за спиной.
Это вернулся Сириус. Стоя в дверях, он недружелюбно смотрел на эльфа. Шум в коридоре прекратился — возможно, миссис Уизли и Наземникус перенесли скандал на кухню. При виде Сириуса Кикимер отвесил ему до нелепости низкий поклон, распластав нос-рыльце по полу.
— Да встань же ты прямо, — раздраженно сказал Сириус. — А теперь отвечай: что ты задумал?
— Кикимер чистит, — повторил эльф. — Кикимер верой и правдой служит благороднейшему и древнейшему дому Блэков…
— Благороднейшему и грязнейшему, — сказал Сириус. — Чистит он…
— Господин горазд пошутить, — проговорил Кикимер с новым поклоном. Потом опять принялся бубнить: — Господин — мерзкая неблагодарная свинья, он разбил материнское сердце…
— Да не было у моей матери никакого сердца! — вскинулся Сириус. — Старуха только злобой и была жива.
Кикимер еще раз поклонился.
— Как будет угодно господину, — пробормотал он яростно. — Господин недостоин стереть грязь с обуви своей матери, ох, бедная моя госпожа, как бы она плакала, если бы увидела, что Кикимер ему служит, ох как она его ненавидела, как он ее разочаровал…
— Я спросил тебя, что ты задумал, — холодным тоном напомнил ему Сириус. — Всякий раз, как ты приходишь и прикидываешься, будто чистишь, ты утаскиваешь что-то к себе в комнату, чтобы мы не могли это выкинуть.
— Кикимер никогда ничего не уносит с надлежащего места в доме господина, — возразил эльф, а потом забормотал скороговоркой: — Госпожа не простила бы Кикимеру, если бы выкинули гобелен, семь веков он был в семье, Кикимер должен его спасти, Кикимер не позволит господину, осквернителям рода и их пащенкам уничтожить семейное достояние…
— Так я и думал, — сказал Сириус, бросая презрительный взгляд на стену. — Не сомневаюсь, что она обработала гобелен с изнанки Заклятием вечного приклеивания, но, если смогу, я непременно от него избавлюсь. А теперь, Кикимер, вали отсюда.
Ослушаться прямого приказа Кикимер не посмел, но, шаркая мимо Сириуса к выходу, он взглянул на него с глубочайшим отвращением и ни на миг не переставал бубнить:
— Как из Азкабана вернулся, так стал гонять Кикимера туда-сюда, ох, бедная моя госпожа, что бы она сказала, если бы увидела, во что превратился дом, всякое отребье живет, сокровища выбрасывают, она объявила, что он ей больше не сын, а он здесь, и говорят, ко всему еще и убийца…
— Побормочи у меня еще — и стану убийцей! — желчно сказал Сириус и захлопнул за эльфом дверь.
— Сириус, у него с головой не в порядке, — вступилась за Кикимера Гермиона. — Я думаю, он не понимает, что мы его слышим.
— Слишком долго был один, — объяснил Сириус, — исполнял безумные приказы, которые отдавал ему мамашин портрет, и разговаривал сам с собой. Но, кроме того, он всегда был зловредным маленьким…
— Если бы можно было дать ему свободу, — мечтательно сказала Гермиона, — тогда, кто знает…
— Ему нельзя дать свободу, ему слишком многое известно об Ордене, — сухо возразил ей Сириус. — К тому же потрясение его убьет. Попробуй предложить ему покинуть дом — посмотришь, как он это воспримет.
Сириус пересек комнату и подошел к гобелену во всю ширину стены, который Кикимер пытался уберечь. Гарри и другие последовали за ним.
Гобелен выглядел немыслимо старым. Он сильно выцвел, и местами его проели докси. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое родословное дерево, берущее начало, насколько Гарри мог понять, в глубоком Средневековье. На самом верху гобелена крупными буквами значилось:
«БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО БЛЭКОВ»
Чуть пониже девиз:
«Чистота крови навек»
— А тебя здесь нет! — воскликнул Гарри, внимательно изучив нижнюю часть дерева, относящуюся к нашему времени.
— Я вот где был. — Сириус показал на маленькое круглое обугленное отверстие в ткани, точно прожженное сигаретой. — Моя дорогая мамаша меня отсюда выжгла, когда я сбежал из дому. Кикимер очень любит про это тихонечко бормотать.
— Ты сбежал из дому?
— Да, в шестнадцать лет, — ответил Сириус. — Решил, что с меня хватит.
— И куда ты отправился? — спросил Гарри, глядя на него во все глаза.
— К твоему отцу, — сказал Сириус. — Твои дед и бабка проявили себя с самой лучшей стороны. Приняли меня как родного сына. Школьные каникулы я провел у них, а когда мне стукнуло семнадцать, заимел собственное жилье. Мой дядя Альфард оставил мне приличное завещание — потому-то, наверно, его тоже убрали с этого гобелена. Так или иначе, с тех пор я сам о себе заботился. Но на воскресном обеде у мистера и миссис Поттер я всегда был желанным гостем.