Пока не пробил час - Ирина Глебова

По той же причине – два убийства, а не одно! – он чуть было не отверг версию о мести. Если сапожник по фамилии Синцов имел повод мстить Макаровым, зачем ему убивать Савичеву? Он сказал об этом исправнику, но Анатолий Викторович неожиданно вскинул на него удивленные глаза:

– Так ведь мы тогда его и задержали вместе с Владимиром Савичевым! Совершенно случайно оказались рядом: я был не на службе, а просто проводил время с другом. Как раз Владимир первый и бросился на Синцова, скрутил его! А я потом подоспел и после дело вел… Надо же! Когда вы, Викентий Павлович, сказали о мести, я серьезно не отнесся. А вот теперь… кто знает!

Подобная деталь и правда придавала версии правдоподобность. Но все же Петрусенко сомневался. Уголовный мир он знал хорошо. Мстили эти люди своим гонителям из полиции крайне редко, но все же подобные случаи бывали. Однако убивать жену уже покойного обидчика!.. Такое никакому уголовнику не взбредет на ум! А ведь Савичев к выходу Синцова из тюрьмы уже скончался. Конечно, этого сапожника проверить нужно, но Викентий Павлович почти не сомневался – пустая трата времени.

А вот с кем ему хотелось встретиться, и не просто встретиться, а очень подробно поговорить – так это с бывшим подозреваемым, Юлианом Кокуль-Яснобранским. Если тот и невиновен, все равно – он оказался в самом центре событий! Не может быть, чтобы совершенно ничего не знал, не увидел, не заметил. Или не сумели допросить как следует, или намеренно скрывал. Очень интересно будет поработать с этим молодым человеком! Вот только Викентий Павлович не торопился – хотел собрать побольше сведений, самых разнообразных. Глядишь, что-то и вынырнет такое, от чего можно будет оттолкнуться в разговоре с Юлианом…

Викентий Павлович поселился в небольшой городской гостинице – добропорядочном заведении с несколько консервативной старинной обстановкой. Однако ему нравился этот добротный уют, традиционная кухня гостиничного ресторана. Вечерами он садился за один и тот же отдельный столик у окна, с удовольствием, не торопясь ужинал и спокойно обдумывал все, что узнал за день. Например то, что любовник у Савичевой все-таки был! Об этом он узнал от горничной убитой. Нашел эту пожилую женщину, разговорил ее… Разговорить, расположить к себе Викентий Павлович мог кого угодно. И так повести дело, что собеседник вспоминал даже то, чего, казалось, и не знал. На этот раз он просто не мешал женщине погружаться в приятные воспоминания. Сам же внимательно слушал.

– Когда Любочка первый раз ночевала на той даче, я сразу поняла: что-то случилось!

– Первый раз? – переспросил Викентий Павлович. – Почему?

– Так раньше она туда и не ездила. А начала по весне, еще в марте. Приехала еще до полудня, но сразу объявила, что будет спать. Сказала: «Надо отоспаться», – словно там целую ночь не спала. Села перед зеркалом, волосы распустила, я ее стала расчесывать. А она веселая, смеется, балуется. Я, конечно, спрашиваю, что случилось. А она: «А сама не догадываешься?» Чего же там не догадываться, не маленькая ведь… С тех пор и повадилась ездить в тот дом. От меня не скрывала, что встречается там с кем-то. Говорила: «Я ведь со своим Владимиром совсем забыла, как женщиной быть, а все равно не изменяла ему, пока жив был. Хотя уже и женой не была, а так – сиделкой». И в смех. Оно и правда, муж ее долго болел. Я за Любочку, честно говоря, рада была. Только спрашивала: «Что же ты, замуж за него пойдешь?»

– А она?

– Смеялась: «Ты, Настасья, любопытная слишком!» А потом как-то сказала: «Главное – я получила того, кого хотела. Захочу – и замуж пойду, никуда не денется!»

– И ни разу не назвала его?

– Нет! Мне ведь тоже любопытно было, но – нет. А вот случай один был…

– Интересный, наверное, случай? – осторожно поинтересовался Викентий Павлович. – Раз вы запомнили?

– Запомнила… У Любови Лаврентьевны браслетик был очень красивый – змейка, а на ней – камушков-бриллиантиков видимо-невидимо. Вот она раз, как с дачи вернулась и я помогала ей переодеться, показала мне, что один камень-то остренький. Даже царапнула мне руку и говорит: «Это я тебя слегка, а вот он у меня теперь меченый. Я его сначала случайно задела, но сильно – кровь пошла. А потом мы уже специально еще один надрез сделали, получился крестик. Как раз чуть ниже нательного креста, на груди. Грудь у него почти безволосая, даже странно…»

От нее же, горничной, Петрусенко узнал еще одно. Оказывается, в ту последнюю ночь, после бала у Кондратьевых, Любовь Савичева не собиралась возвращаться в городской дом. И предупредила Настасью об этом заранее: «Можешь до утра, даже до полудня быть свободной. Я ночую на даче». Эта информация расходилась с показаниями провожавших Савичеву, и Викентию Павловичу предстояло с этим разобраться. Впрочем, думать ему еще предстояло над многим. Но когда официант принес ему чашечку горячего шоколада со сливками, он расслабился… Приятный город – Белополье. Викентий Павлович здесь уже бывал. Одно из самых первых его дел было связано с этими местами. Правда, тогда он работал не в самом городе, а в одном из окрестных поместий, но и в Белополье кое с кем встречался. Годы прошли, тех людей уже нет…

Тогда, давно, он думал, что расследует убийство, но, к счастью, оказалось, что убийства не было. А вот теперь – целых два. Что ж, время изменилось: нынче, к 1910 году, прошли войны – с Китаем, с Японией, бунты жестокие страну потрясали. Потому и нравы ожесточились. Впрочем, разве только у нас? Вон в Англии, в доме врача по фамилии Криппен, в подвале раскопали расчлененное тело! Скотленд-Ярд подозревает, что это – пропавшая жена Криппена, актриса. Конечно, там не все еще ясно, предстоит долгая экспертиза. Но Викентий Павлович был почти убежден, что английские коллеги правы: муж убил жену!

Госпожа Панина зашла в кабинет издателя «Белопольского вестника» весело, шумно.

– Как у вас здесь интересно, Петр Трофимович! Репортеры бегают, машинки стучат, все разом что-то говорят и, главное, понимают друг друга! Обожаю такую суету! И ведь вы здесь все первыми узнаете – обо всем в мире. Ах, будь я помоложе, пошла бы к вам в репортерши!

Селецкий вежливо встал, подвинул гостье стул:

– Не сомневаюсь, Наина Семеновна, вы стали бы приобретением для газеты! Вы как никто другой умеете узнавать самой первой обо всем, что происходит – ну если не в мире, то в нашем городе – это точно!.. Что привело вас ко мне?

– Хочу дать через вашу газету объявление.

– Что ж, хорошо. О чем будете сообщать?

– Помните мою племянницу, Наташу Рыбальскую? Три года назад она с родителями переехала в Киев… Через две недели у нее помолвка, и она хочет пригласить своих друзей, все-таки сколько лет здесь прожила! Попросила оповестить через нашу газету. Кто помнит ее и пожелает приехать – она будет рада. Так что, Петр Трофимович, помогите составить текст объявления.

Текст они набросали быстро. Панина расплатилась, но уходить не торопилась. Селецкий с самого начала это предполагал и даже догадывался, о чем Наина Семеновна хочет поговорить. Заранее скорчил кислую физиономию – про себя, конечно. И не ошибся: с торжествующим видом Панина сказала: