Пипец Котенку! 2 - Александр Майерс

в «Магазин Китайца» закрыта, вдобавок к решёткам на окна изнутри опущены металлические щиты. Чувствую, что активны защитные артефакты — если кто-то попробует вломиться, больно получит.

— Китаец! — ору, добавляя в голос маны. — Это Рыжий Кот, открывай!

Приходится немного подождать, но через какое-то время слышу, кто-то крадётся к двери. Смотрит на меня через глазок, и только потом запускает.

— Хреновое ты время выбрал для визита! — недовольно бурчит Китаец. — Надеюсь, что-то ценное принёс.

Торгаш приобретает макры, и я становлюсь богаче на двести восемьдесят рублей. Кучку самых крупных кристаллов приберёг для Добрыни, как и обещал.

Часы, цепочки и прочее барахло, снятое с поляков, включая ножи, Китаец тоже спешит ухватить. Плюс ещё полторы сотни в мой карман.

— Всё, что ли? — удивляется торговец. — Тьфу ты… Ради такого и дверь не стоило открывать. Я думал, ты самое вкусное напоследок приберёг.

— Специально для тебя, Китаец, — улыбаюсь и кладу на прилавок револьвер. — Инициалы знаешь чьи?

Торговец задирает брови. Внимательно осматривает пушку, не прикасаясь к ней. Потом поднимает на меня глаза и сильно-сильно щурится. Да, теперь я точно уверен, откуда у него такое прозвище.

— Кот, — ласково начинает он. — Ты кто, нахрен, такой? Получается, это ты вынес летний домик губернатора?

— Это, вроде, был дом его любовницы.

— Одно другому не мешает, знаешь ли… Ну, даёшь. Ты же понимаешь, что происходящее в городе — твоя вина?

— Охренел, что ли? — поднимаю бровь. — Это вина продажных козлов и купчишек, которые не хотят власть отпускать. А я хорошему человеку помог.

— Капитан Мережковский хороший, по-твоему? — качает головой Китаец.

— Теперь уже губернатор Мережковский. Да.

— Ох, не всё ты знаешь, Кот. Этот тип настоящий садист. Людей за скот не считает. Вон, выйди на площадь, посмотри, как он решил бунт подавить. Были серые камни, стали бордовые. Всадники по телам, как по бульвару, ездят.

— А что, надо было мятежникам пряники раздавать? — развожу руками. — Ладно, Китаец, не наше это дело. Мережковский сам разберётся.

— Так ты на него работаешь? — хмуро бурчит торговец.

— Я выполнил одно задание, и всё. Можешь не париться, городская гвардия к тебе не придёт. Я не дурак, чтоб сдавать любимого барыгу.

— Тоже мне, нашёл любимого… Ладно, — Китаец причмокивает губами и кивает на револьвер. — За эту штуку коллекционеры много заплатят. Давай так: я шепну кому надо, откроем аукцион. Шестьдесят процентов тебе.

— С хрена ли так мало? — восклицаю я.

Торгаш вздыхает:

— Кот, привыкни уже. В подпольном мире проценты не такие, как в обычном. Люди рискуют, поэтому берут много. Десять процентов мне, моим партнёрам за организацию аукциона — тридцать. Тебе, млять, всё равно больше половины достанется!

— Хорошо-хорошо, — в «Урагане» тоже, в общем-то, немало удерживают. — За сколько примерно продашь?

— Кто ж его знает, — аккуратно убирая револьвер в шкатулку, говорит Китаец. — Стартовую цену назначим тысяч пять. А там как пойдёт. Ну, всё скинул, что хотел? Покупать будешь что-нибудь?

— Буду. Продай мне две «цитадели» второго уровня. Кстати, не поверишь, я вчера лично беседовал с графом Чернобуровым.

— Да ладно, — недоверчиво кривится торговец, отыскивая на витрине ОАЦ-2.

— Серьёзно! Так вышло, что я заблудился на Изнанке, а вылез под Красноярском. Ну, и случайно помог графу, а тот помог мне.

— Везучий ты, Кот. С большими людьми за просто так знакомишься. Что-то ещё? — положив амулеты на прилавок, спрашивает Китаец.

— Макр шестого уровня.

«Наконец-то вспомнил», — бурчит в мыслях Люся, а Китаец хохочет.

— Шестого… ха-ха!.. уровня. Погоди, ты серьёзно?

— Ну да.

— Зачем тебе? Это ж охренеть какая редкая и дорогая штука.

— Мне для редкого ритуала, чтобы помочь дорогому другу.

«О-о, я для тебя дорогой друг? Какая милота», — тает Люсиль.

— Кхм, ну… — торгаш немного теряется. — Узнать-то можно. Иногда на чёрном рынке появляются, иногда на белом. Из других городов можно заказать. Только аванс нужен, одной болтовнёй такую вещь не достать.

— Сколько?

— Пара тысяч минимум.

— Держи четыре, — без сомнений выкладываю деньги на прилавок. — Чем быстрее найдёшь, тем лучше, но не торопись. А сколько вообще будет стоить такой камень?

— Ну тысяч пятьдесят-шестьдесят, думаю так, — мигом сгребая деньги, отвечает Китаец. — Может, и дороже, если на аукционе. Ты скажи, сколько готов отдать.

— Ну, пусть будет до сотни. Только лучше бы дешевле, конечно…

«Жадина!» — мне кажется, будто Люсиль показывает язык.

«Слышишь, белая, где я тебе такие бабки добуду? Это мне разок с Маргошей повезло и ещё разок с Бердышом. А сейчас, как видишь, крутиться приходится, а запасы тают всё равно».

«Да у тебя ещё больше тридцати тысяч в заначке, мне-то не гони!»

— Э, Рыжий, — торговец щёлкает пальцами у меня перед лицом. — Чего завис?

— С духовным питомцем разговаривал.

— У тебя питомец есть? Продай!

— Пошёл в жопу, Китаец, — ласково отвечаю. — Ты вообще что-нибудь не покупаешь?

— Всё покупается, всё продаётся, — узко щурится барыга. — Особенно если знать нужных людей.

Прощаюсь, выхожу из магазина, и железная дверь за моей спиной закрывается на два замка и четыре засова. Активируется охранный арт, и я спешу отойти подальше.

— Люся, это тебе, — ложу одну из «цитаделей» в нагрудный карман.

— Что? — мышка вдруг появляется у меня на плече. Прохожих рядом нет. — Зачем?

— На всякий случай, для защиты. Помочь надеть?

— Да, наверное…

Без лишних заморочек срываю с амулета крепление для одежды, творю печать Липучки и креплю «цитадель» к груди альбиноски. На ней он выглядит как нагрудник.

— Печать сама поддержишь. Тебе идёт.

Люся молча, наклонив мордочку, пялится на своё новое защитное украшение. Потом переводит красные глаза на меня.

— Извини, я растерялась. Мне никогда ничего не дарили. Спасибо?

— Это вопрос? — ухмыляюсь. — Пожалуйста. Носи на здоровье.

Еду на Эклере, временную лошадь привязал к седлу. Возвращаюсь в поместье губернатора. Хотелось бы заехать за печеньем или ещё какими-нибудь вкусняшками, но торговые ряды в центре, а там стреляют. Теперь точно слышу.

К Окуневым не поеду. Потом. Накатался уже сегодня. Думаю, они не расстроятся, с учётом обстановки в городе.

Наконец-то возвращаюсь в поместье и сразу иду в спальню. Светик жалуется, что ей здесь скучно, поэтому идём гулять и лепить снеговика. Как раз сегодня выпало много свежего липкого снега. Немного помогаю магией, и мы скатываем великана ростом под четыре метра. Чтобы вставить ему нос-морковку, Свете приходится встать на мои плечи. Да и морковку пришлось отыскать здоровенную.

Нагулялись, замёрзли, поэтому очередная горячая ванна и другие горячие процедуры были очень в тему…

Бунт продолжался ещё несколько дней. Я сгонял на Изнанку, немного поохотился один и добыл четыре крупных макра. Когда принёс их в штаб, то уже не смог больше динамить Катю. Сводил её в кафе, а потом мы поехали в гостиницу и устроили такие дикие скачки, что я, честно говоря, прифигел. Катюша и правда оказалась любительницей покричать и грязно ругаться во время секса.

Спору нет, было весело и волнующе, но очень уж непривычно. Я остался в лёгком недоумении и не был уверен, что хочу ещё раз оставаться с Катей наедине.

Всё остальное время я проводил в поместье. С удовольствием играл на пианино, гулял со Светой, а ещё снова взялся за создание сигила. До тех пор, пока не кончился бунт, удалось закончить один из шести символов.

Но вот, наконец, в городе воцарился покой. Старый губернатор официально признал свою вину, и его отправили на суд в Москву. Николай Павлович так и остался временно исполняющим обязанности.

В один прекрасный вечер мы с ним наконец-то садимся в кабинете. Николай выглядит изнурённым. Обычно аккуратно убранные длинные волосы растрёпаны, под глазами темнеют круги. На лице застывшая то ли грусть, то ли злоба, то ли и то и другое одновременно.

Не спрашивая, Мережковский наливает водки в две рюмки. Не чокаясь со мной, выпивает первую и тут же наливает снова. На этот раз тянет руку:

— За победу.

Молча киваю, выпиваю только половину рюмки, сразу закусываю чем пожирней. Сегодня у нас не только лимончик, Николай приказал накрыть нормальный стол. А я хочу остаться трезвым, хотя бы относительно.

— Тяжёлые были дни, — признаётся губернатор, глядя сквозь стол. — Много сложных решений, много погибших товарищей. Много лишних смертей вообще.

— Хорошо, что всё закончилось, — говорю я.