Теперь или никогда - Яна Горшкова

Благословенный Святой хрустнул суставами пальцев, не сдержав досады. Что стоило узнать подробнее о пассажирке на «Меллинтан»? Почему не хватило ума вовремя направить своего человека в Янамари? И так ли сложно было проследить за перемещениями Эска по Синтафу?

А хватило всего одного свидетельства. Служащий одной из мелких почтовых станций припомнил лорда-диллайн в компании с невысокой женщиной в густой вуали и пятилетним мальчиком. Малыш – копия милорда, называл того «папочкой», а «мамочка» была в положении. Хрупкое сложение дамы, жаркая погода и легкое платье не скрывали намечающегося животика.

Ветер донес до чуткого носа эсмонда резкий запах тухлой рыбы, навоза и еще чего-то мерзкого. Весной Саннива пахла ничуть не лучше, чем в летнюю жару. А еще так пахло унизительное положение проигравшего в еще не начавшейся битве.

«Ну ничего, ничего, Аластар Дагманд Эск, и на тебя сыщется управа! Говорят, что камень надо прятать среди камней, а листочек – на дереве. Ты решил спрятать змею в змеином гнезде? – тив Херевард захлебывался злобой. – А что, если змею удавить, а тебя самого ловить на маленьких змеенышей? Тогда ты что запоешь, птица певчая?»

От резкого движения рукой бокал полетел вниз с перил.

«Скажи, Предвечный, неужто тысяча лет Веры – это всего лишь звон разбитого хрусталя, горсть мельчайших осколков, которую поутру сметет в совок уборщик?»

Скоро-скоро Шанта зацветет, скоро оденутся в кипенно-белые наряды священные яблони в долине Шариз и женщины принесут показать своих рожденных зимой детей озеру Катикса. Будет праздник, будет угощение – скромное, но обильное – много-много пресных лепешек с остатками прошлогоднего меда. Чтобы под каждой крышей Шанты звучали детские голоса, чтобы всем хватило еды. И так как шуриа хмельным не балуются, то веселье выйдет совершенно домашним, тихим и уютным. Три года назад Джона тоже показала Шэррара духу озера – крошечного, сытого, а потому крепко спящего младенца…

– Грустишь? – спросил Джэйфф.

Женщина кивнула. Она не просто грустила, она уже вся извелась. Виданное ли дело, двое маленьких детей на огромном военном фрегате. А вдруг Грэйн не уследит, и любопытный, как тысяча сов, Идгард сбежит на верхнюю палубу, и его смоет волной? А вдруг на них нападут пираты? А вдруг Шэррар заболеет? И еще сотня воображаемых ужасов, которые придумываются любой матери.

– Да перестань, – дернул ее за юбку неугомонный рилиндар. – При таком бдительном папаше, да при такой зубастой хёлаэнайе ничего с малышами не станется. Твой хмурый сыч приставит к каждому еще по три здоровенных матроса, чтобы глаз не спускали.

– Аластар – не сыч, – через силу улыбнулась Джона. – Просто он очень сдержанный.

– Ага-ага, такой сдержанный, что аж троих детей тебе сделал. Всем бы такими сдержанными быть. Может, он не за то держится? А?

Как бы на самом деле Джэйфф ни относился к Аластару Эску, но наедине с Джоной не уставал ее подначивать насчет возлюбленного. И «сыч» он, и «хитрая диллайнская морда», и «хорошо устроился, совиный сын, везде у него бабы». Но леди Янамари не обижалась на языкатого сородича.

Они шли по тропинке, перебрасываясь не слишком приличными шуточками, и постепенно похоронные настроения Джоны развеялись, точно небо над островом Шанта. Западный ветер весьма решительно разогнал тучи прочь, выглянуло солнышко, и стало жарко. Джона так и не приучилась носить традиционное шурианское платье и головную накидку-фатжону[10], предпочитая имперские платья и чепец.

«Сними эту гадость, – ворчал Джэйфф, брезгливо показывая на головной убор. – Как можно прятать такие волосы под ворохом кружев и ленточек?» Синеватый отлив, как у Джойаны, из века в век считался среди шуриа высшим шиком.

Для похода в форт, который не просто крепость, но и резиденция генерал-губернатора эрн-Тэлдрина, Джона нарядилась в зеленое шерстяное платье, украшенное на груди розочками из атласных лент, и снежно-белый кружевной чепец. Как-никак, местное высшее общество.

Тоже, кстати, повод позубоскалить и уязвить диллайн словом. Например: «В чепце ты точь-в-точь совиная девка, глядящая из дупла» или «Хорошо, что совиноглазые до сих пор не придумали ничего, чтобы глаза прятать. Какие-нибудь стеклышки».

– Ты прямо как мой пращур Эйккен Янэмарэйн – все бурчишь и бурчишь. А ведь он ролфи был, с такими, как ты, сражался не на жизнь, а на смерть.

– Заразился через его знаменитых карасей, – весело огрызнулся Джэйфф и жалобно попросил: – Ну сними ты хотя бы чепец, мы уже почти дома.

Ни за что не поверишь, что этот ядовитоязыкий аспид, время от времени изображающий из себя то ли шута, то ли мальчишку, помнит еще Джезим до завоевания его Удэйном эрн-Кармэлом. Рот до ушей – никогда не закрывается, глаз хитрющий все подмечает, а уж какой длины язык.

– Джэйфф, а ты разве не скучаешь по Грэйн?

Бывший рилиндар перестал ухмыляться:

– Если снимешь чепец – скажу.

Джона безропотно сняла головной убор.

– Скучать – это роскошь для шуриа, малышка. Я буду долго-долго растягивать это удовольствие.

И не возразишь ничего. Неизвестно, зачем Грэйн вызвали в Эйнсли, что от нее хочет этот бешеный пес – Конри, да и рассчитывать на то, что вернется Аластар и расскажет подробности, нечего. Потому что не вернется. У него и так времени осталось мало, нужно как можно скорее возвращаться в Эскизар к соратникам-заговорщикам. Какой же мятеж без вождя?

В целом же Джона с большим трудом представляла себя в Амалере. Греть постель мятежного князя в промежутках между битвами? Увольте. Тихонько жить в «Гнезде Эсков» и воспитывать Аластаровых взрослых дочек? Спасибо огромное, но – нет.

Шуриа редко загадывают далеко в будущее, Проклятие не располагает к подобным гаданиям, но если все пойдет более-менее гладко, то к зиме Джона хотела бы забрать детей назад. Шанта – суровое место для зимовья, зато никто из недругов не рискнет пробиться на остров сквозь зимние шторма и яростные бури.

– Ш-ш-ш-ш… тиш-ш-ше! – прошипел Джэйфф и скомандовал: – Быстро в кусты!

Они шмыгнули в заросли снежноягодника и там затаились, словно две змеи под камнем. Рилиндар приложил палец к губам, призывая к молчанию. Ждать объяснений пришлось совсем недолго. По склону, не особо даже хоронясь, спускались трое мужчин. Все при оружии, в темной одежде – армейских штанах и куртках без знаков различия.

«В Лирнию идут, – знаками показал Элир и добавил: – Чужие».

– Зайдем с западной стороны, там лесок погуще, – с отчетливым синтафским акцентом сказал один из чужаков – пепельноволосый диллайн. – До вечера сориентируемся, чтобы к приходу «Мыши» все было уже сделано.

– Которого возьмем? – спросил другой – полукровка с грязным бурым платком на шее.