Море спокойствия - Эмили Сент-Джон Мандел

действительно не включили Шекспира в программу твоей подготовки.

– Зоя, – сказал я, – Ефрем, что может случиться, теоретически, если я провалюсь?

– А ты не проваливайся. – Ефрем взглянул на свое устройство. – Простите меня, – сказал он. – У меня встреча с начальством, увидимся у меня в кабинете через час. – Он оставил меня наедине с сестрой.

– Какое впечатление произвел скрипач? – спросила Зоя.

– Ему за восемьдесят, – ответил я, – может, даже за девяносто. Речь замедленная, певучий акцент. Он что-то сделал с цветом своих глаз, изменил, что ли? У него глаза странного пурпурного оттенка. Фиолетовые, думаю.

– Наверное, пользовался популярностью в молодости.

Она заглянула в запись беседы, что-то перечитывая. Я встал и подошел к окну. Настала ночь, и купол стал прозрачным. На горизонте всходила зелено-голубая Земля.

– Зоя, – сказал я, – можно тебя спросить?

– Конечно.

Я повернулся к ней, и она оторвалась от записей.

– Ты помнишь Талию Андерсон из Града Ночи? – спросил я.

– Нет. Нет, вряд ли.

– Она училась со мной в одном классе в начальной школе. Ее семья жила в доме Оливии Ллевеллин, а потом я встретил ее, когда она нанимала меня на работу в службу безопасности гостиницы.

– Постой-ка, – сказала Зоя, – мы говорим про НаТалию Андерсон из гостиницы «Гранд Луна»?

– Да.

Зоя кивнула.

– Она была в списке людей, с которыми мы беседовали, когда тебе давали допуск.

– Как ты можешь помнить имя из списка спустя пять лет?

– Не знаю, – ответила она. – Просто помню и все.

– Мне бы твои мозги. Ладно. Она предупреждала меня, чтобы я держался подальше от Института, откровенно говоря.

– И я тоже, – заметила Зоя.

– Кажется, ее родители здесь работали, – сказал я, не обращая внимания на ее слова. – Давно. Сказала, что ее отец был не сдержан.

Зоя пристально посмотрела на меня.

– Что она тебе говорила?

– Сказала, что присутствие путешественника уже само по себе искажение…

– Именно так и сказала?

– Да, кажется. А что?

– Это из секретного учебного пособия, которое вывели из обращения десять лет назад. Интересно, кому еще она это рассказывает? Что еще она говорила?

– Сказала, что когда я стану не нужен Институту, меня вышвырнут.

Зоя отвела взгляд.

– Здесь не самое простое место для работы, – сказала она. – Текучесть кадров зашкаливает. Ты же помнишь, я пыталась тебя отговорить.

– Ты опасалась, что меня вышвырнут?

Ее молчание так затянулось, что я уже думал, она не собирается отвечать. Когда она заговорила, то старалась не смотреть на меня, и в ее голосе слышались нотки напряженности.

– Я была близка кое с кем, давным-давно, с путешественницей во времени, которая занималась расследованиями. Она проштрафилась.

– Что с ней сделали?

Ее рука потянулась к цепочке на шее, которую она никогда не снимала – простенькой золотой цепочке, которую я никогда не замечал раньше. Но судя по тому, как Зоя к ней прикоснулась, я догадался, что она досталась Зое от пропавшей путешественницы.

– Вот что ты должен уразуметь, – сказала она. – Не обязательно быть злоумышленником, чтобы преднамеренно изменить ход времени. Достаточно поддаться минутной слабости. Буквально минутной. Под слабостью я понимаю человечность.

– А если преднамеренно изменить ход времени…

– Не нужно особых усилий, чтобы умышленно потерять кого-то во времени. Например, можно сфабриковать уголовное дело, а в менее тяжких случаях – сослать куда-нибудь без возврата.

– Разве дело, сфабрикованное против путешественника, не спровоцирует последствий для хода времени?

– Департамент исследований составляет списки преступлений, – ответила Зоя, – тщательно отобранных, тщательно проверенных во избежание серьезного резонанса.

(«Бюрократия существует ради самозащиты», – сказала Талия, глядя на тот берег реки.)

Зоя прокашлялась.

– Завтра у тебя ответственный день, – сказала она. – Напомни, куда ты отправляешься в первую очередь?

– В 1912 год, – ответил я, – поговорить с Эдвином Сент-Эндрю. Под видом священника, может, удастся разговорить его в церкви.

– Так. А потом?

– Потом – в январь 2020 года, – сказал я, – поговорить с видеохудожником Полом Джеймсом Смитом и выведать про странный видеофильм.

Она кивнула.

– А на следующий день у тебя интервью с Оливией Ллевеллин?

– Да. – К тому моменту я прочел все ее книги. Ни одна мне особо не понравилась, но трудно было судить, была ли в том вина самих книг или страха, ощущаемого мной при мысли о ней, учитывая срок, назначенный для интервью.

– Ты знаешь, что встречаешься с ней за неделю до ее смерти, – сказала Зоя. – Ты проведешь интервью в Филадельфии, и через три дня она умрет в гостиничном номере в Нью-Йорке.

– Знаю. – Из-за этого меня подташнивало.

Лицо Зои смягчилось.

– Помнишь, как мама цитировала нам в детстве «Мариенбад»?

Я кивнул и на мгновение перенесся в больничную палату, в последние дни мамы, в неделю, совершенно выпавшую из времени и пространства, когда мы не отходили от нее ни на миг.

– Но ты ведь будешь держать себя в руках? – По взгляду Зои я понял, что она видит во мне прежнего, бестолкового Гаспери, предрасположенного к промахам, без цели в жизни и не прошедшего пятилетнего курса подготовки.

– Конечно. Я же профессионал.

Я знал обстоятельства ее жизни и смерти: Оливия Ллевеллин умерла в гостиничном номере во время пандемии, начавшейся во время книжного турне по Атлантической Республике. Но, конечно, мысль о нарушении протокола приходила мне в голову и тогда, и утром, три дня спустя, когда я явился в камеру отправки, и в мое устройство были введены координаты, и я вступил в машину навстречу ей.

V. Последнее книжное турне на Земле / 2203 год

– Послушайте, – сказал журналист, – я не хочу ставить вас в затруднительное положение или задавать неудобные вопросы. Но мне хотелось бы знать, испытывали ли вы нечто странное в воздушном терминале Оклахома-Сити?

В тишине Оливия слышала мягкое гудение здания, вентиляции и сантехники. Может, она и не призналась бы, если бы он встретился ей в начале турне, если бы не ее переутомление. Журналист Гаспери-Жак Робертс внимательно смотрел на нее. Оливия почуяла, что он уже знает, о чем она будет говорить.

– Я не прочь поговорить об этом, – сказала она, – но опасаюсь показаться слишком взбалмошной, если этот эпизод попадет в окончательный вариант интервью. Могли бы мы пока побеседовать доверительно?

– Да, – ответил он.

– Я находилась в терминале. Я шла к выходу на свой рейс, и, помнится, миновала скрипача. И вдруг вспышка тьмы, и я оказалась в лесу. Всего на секунду. Это было…

– Это было в точности, как вы описали в книге, – сказал Гаспери.

– Да.

– Можете к этому что-нибудь добавить?

– Больше особенно нечего. Это случилось мгновенно. Мне показалось… Это прозвучит бе- зумно, но я находилась в двух местах одновременно. Когда