Секрет каллиграфа - Рафик Шами

Его называли Назри-бей. Бей, или паша, — османский титул, реликт исторического прошлого, не имевший в Дамаске никакого реального веса. Однако он окружал своего обладателя аурой знатного происхождения, потому что лишь высокородные потомки приближенных султана удостаивались чести носить этот невидимый орден.

Назри Аббани им очень гордился и, несмотря на дружелюбие, ни с кем не сходился близко, кроме аптекаря Элиаса Ашкара, превосходившего познаниями в медицине любого врача.

Современная аптека Ашкара находилась в квартале Салихия, неподалеку от офиса Назри и дома его второй жены Саиды. Рядом, на оживленной улице Короля Фуада, которая после Суэцкой войны 1956 года называлась улицей Порт-Саида, располагался Модный Дом знаменитого Альберта Абирашеда. Переименованием сирийцы хотели почтить жителей египетского города Порт-Саида, храбро оборонявшихся против англо-франко-израильских захватчиков. Назри Аббани этот ход казался смешным. До конца своих дней он признавал только старое название.

Он посещал аптекаря каждое утро. Говорили, тот снабжает Назри микстурами, помогающими телу выдержать его неуемную похоть.

Около десяти утра — иногда позже, но не раньше — Назри переступал порог своего офиса на втором этаже роскошного современного здания. Первый его этаж делили между собой магазин электротехники и компания «Эр Франс». На третьем размещалась штаб-квартира фирмы, торгующей персидскими коврами. Все они дорого платили за аренду, поскольку улица Короля Фуада была главной артерией современного Дамаска с его роскошными отелями и ресторанами, книжными магазинами и редакциями газет, международными бизнес-центрами, кинотеатрами и салонами высокой моды.

Назри был владельцем помещения на втором этаже, состоявшего из современной кухни, туалета и двух комнат для хранения архива и других материалов. Одна из них выходила окнами на улицу и напоминала скорее гостиную: кроме двух диванов, обитых красным бархатом, и простого письменного стола, окруженного множеством дорогих стульев, в углу стоял маленький журнальный столик с канцелярскими принадлежностями и телефоном.

Через узкий коридор можно было попасть во вторую комнату, такого же размера, но без окон. Вся ее меблировка состояла из письменного стола и заполненных папками полок. Здесь сидел старый сослуживец Аббани Тауфик вместе с двумя опытными секретарями и тремя молодыми помощниками.

Тауфик был ровесником Назри, однако благодаря тощей комплекции, привычке горбиться и ранней седине казался представителем другого поколения. Темные круги под глазами выдавали в нем измотанного жизнью человека.

— У твоих братьев есть мозги, а у тебя Тауфик, — так сказал Назри отец на смертном одре. — Слушайся его. Если Тауфик уйдет, ты пропадешь.

Старик Аббани, чье богатство вошло в поговорку, до конца дней прекрасно разбирался в людях. Он был фабрикантом, маклером и владельцем поместья. Говорили, что каждый второй абрикос в Дамаске вызревает в его владениях, а вся связанная с этим фруктом продукция выпускается на его фабриках. Кроме того, Аббани считался крупнейшим поставщиком абрикосовых косточек — незаменимого сырья при производстве персипана,[6]масел и многочисленных ароматических веществ.

Тауфик пришел к Аббани пятнадцатилетним подростком, маленьким и до предела истощенным. Складские работники поручили ему наполнять мешки абрикосовыми косточками и зашивать их для транспортировки. Но опытный глаз Аббани безошибочно распознал в Тауфике не только гения финансовых расчетов, но и смелого, самостоятельно мыслящего человека. Это случилось после того, как Тауфик вступил с хозяином в спор, на что не решился ни один из его служащих. Если б не этот бледный мальчик, старик Аббани разорился бы тогда из-за своих неверных расчетов. Потом он долго злился, но только на себя самого. А когда успокоился, отправился на склад, чтобы вознаградить понятливого мальчишку одной лирой. Тауфика, однако, нигде не было видно. От работников Аббани узнал, что заведующий складом Мустафа избил его палкой до полусмерти за то, что Тауфик осмелился перечить хозяину. Все остальные, которые, конечно, тоже заметили ошибку, из почтительности держали рот на замке. И когда наконец Тауфика отыскали и привели к шефу, Аббани сказал ему:

— С сегодняшнего дня, мой мальчик, мы работаем вместе. И все будут проявлять к тебе уважение, потому что отныне ты мой первый секретарь. — А потом добавил, обращаясь к остальным сотрудникам: — Попробуйте только косо посмотреть на него — немедленно будете уволены.

Уже через несколько месяцев Тауфик умел производить практически все нужные операции, включая расчеты процентов и составление таблиц. Он с ходу освоил несколько полезных трюков, позволяющих уменьшить налоговые выплаты, — то, чему Аббани давно уже отчаялся научить двух своих бухгалтеров.

С тех самых пор с Тауфиком обращались как с членом семьи Аббани. Когда ему исполнилось восемнадцать, отец Назри рекомендовал ему в жены молодую и состоятельную вдову из деревни Гарамана, что к югу от Дамаска. Это была хорошая женщина, и Тауфик наслаждался семейным счастьем. Воистину старик Аббани стал для него Божиим благословением.

Со временем Тауфик разбогател, и жена родила ему троих детей. Он оставался скромным, никогда не повышал голоса и разговаривал почтительно даже с мальчиками-посыльными. Из благодарности к своему покровителю Тауфик опекал и его никчемного сына, которого больше интересовало женское белье, чем процентные ставки и цены на землю. Вскоре Тауфик стал единовластным правителем небольшой финансовой империи. С годами он привязался к Назри, который полностью ему доверял и никогда не попрекал ошибками. К тому же, в отличие от своих братьев, Назри не скупердяйничал. Он мало понимал в делах, зато знал толк в жизни. Подобно своему отцу, Назри не питал ни малейшего почтения к власть имущим и всегда был рад обвести их вокруг пальца.

— Каждому Господь дает свое, — говаривал Тауфик. — От чемпиона по боксу нельзя требовать умения танцевать в балете.

Оставаясь верным своим методам работы, Тауфик никогда не заключал сделок без согласия Аббани. И он всегда получал его, поскольку Назри представления не имел обо всех операциях, совершаемых с абрикосами и продукцией его многочисленных фабрик. Не вдавался он и в подробности продажи недвижимости и покупки новой, которая в ближайшее время якобы заполонит нежилые кварталы Дамаска, где сегодня нет ничего, кроме гранатовых деревьев, олеандра и сахарного тростника. Просто потому, что некое посольство оставило свои роскошные апартаменты в Старом городе и переехало именно туда.

— Делай как знаешь, — сказал Назри Тауфику.

А через два года эта земля подорожала в пять раз. Но когда Назри, предвкушая хорошие деньги, собирался было на радостях продать ее, Тауфик снова ему отсоветовал.

— Теперь-то мы должны купить еще большую площадь, — сказал он. — А через пять лет ты будешь иметь в пятьсот раз больше.