Остров надежды - Станислав Хабаров

Америка возле озер Поопо и Титикака – скопление древних вулканов и кольцевых структур. И в Индии рядом соседствуют поля кольцевых структур и древние красно-коричневые вулканы. Возможно, метеоритные удары ослабили земную кору. И в этих местах, ослабленных трещинами, магма поднимается к поверхности. Весьма любопытны такие районы.

Овалы тут видишь – разнокалиберные, от одного до полутора тысяч километров. Местами – это сплошное кружево. Иногда их подчеркивает кольцевой характер растительности, иногда вспучивание и опускание поверхности, а порой они как бы «мерцают», просвечивая сквозь толщу молодых пород.

Софи узнала, готовясь, что центры гигантских кольцевых структур находятся в мантии, а небольшие «колечки» (всего в десятки километров) связаны с выступами земной коры. Помимо кольцевых и дуговых наблюдалось и множество прямолинейных трещин: радиальных, секущих швов лопнувшей коры. Выявлялись они отрезками рек, цепочками озёр, контрастом осадочных пород, проступающим в утренние и вечерние часы, сменой растительности. По-разному видишь в разное время один и тот же разлом. Осадочные породы скрывают глубинный «генеральный чертеж», а выявляют его незначительные детали и черточки, и восприятие их – особое искусство.

С системой разломов многое связано. И глубочайшие провалы: Байкал, Маракайбо, Великие американские озера, и вулканическая деятельность в циклопическом и слабом проявлении – ключами, гейзерами, паровыми и газовыми фонтанами.

Теперь Софи пролетала над Аравийским полуостровом, а дальше то место, откуда они стартовали. И, к счастью, не в облачности. Любопытен разлом на север от Красного моря по библейским местам. Он идёт – вдоль залива Акаба, Мертвого моря, Тивериадского озера, вдоль ливанских хребтов к турецкому Тавру. А дальше вдоль южного края Каспия, обрезанного ровно (точно это плотина), серия мощных шрамов и толчея складок. И всё очень похожее – север Африки, Аравийский полуостров, побережье Каспия.

От залива Кара-Богаз-Гол три солёных озера переходят в тонкую линию на песке: слева песок тёмный, а справа – светлый. От Арала цепь озер к Балхашу и Телецкое озеро – все они на линии разлома. Рядом с огромным разломом – красной линией – «Красная река», старое русло Чу. Русло Инда продолжено на восток глубинным разломом.

Разломы, складки поверхности, как черты лица. А здесь, на востоке Тибета лицо словно оспой изрыто – огромные словно вулканические конуса. Лицо? Но ведь называют земную поверхность Ликом Земли. Ах, как хочется временами Софи поделиться увиденным, но для этого нужно, чтобы хотя бы кто-то был рядом, ведь не успеешь оглянуться, как всё уже позади. Сергей постоянно занят, а Жан? У того – ветер в голове. Он смотрит на тебя и одновременно сквозь тебя. Что поделаешь? Возраст, витает в облаках.

Жану и впрямь хотелось разобраться в облаках. Во-первых, это практично. Ведь чаще в иллюминаторах – облачность. Прекрасно рассматривать разные необыкновенные места. Австралийские горы, блестящие как фольга; загадочные «отпечатки кедов на глине» гор Атлас; «шкуру ящера» в Калахари. Рассматривать и осознавать, что разгадать эти загадки под силу именно тебе. Что «чешуя ящера» это – барханы, итог постоянства ветра, застывшие волны, которые всё-таки медленно перемещаются. Вся прелесть в том, что видно их разом, с высоты. Ведь сколько сил и средств потрачено на составление глобуса, а Жан видит планету в натуре и постигает её общие закономерности.

И с тротуаром наблюдается схожесть. На тротуаре – свой мир, свои микроскопические обитатели, которых мы вовсе не замечаем. Мы для них боги. Любой твой шаг по тротуару – для них катаклизм.

Земля наблюдателю с орбиты – тот же «сад камней». Не разглядишь мимоходом. Есть общее сходство то с тротуаром, то со стеной. С таким же успехом можно, уставившись себе под ноги, разглядывать каждый случайный клочок земли: тут – трещина, а вот – потёк и любопытно это сырое место.

С орбиты разве что только окурка не увидишь. Не курили боги, а то бы валялся окурок шестикилометровой длины. И все эти трещины и потёки на поверхности Земли – её история, следы воды, лавы, песка. Вот в этом месте прошёлся ледник, оставив следы абразива. Всё это требует изучения и уместней на Земле (по фото, по телевизионной картинке). А облака – совсем иное дело. Хотелось истолковать их замысловатые узоры.

Сергея тоже тянуло к иллюминаторам. Земля нужна была ему для поддержки, как Антею. Увы, на станции не было привычной избыточности, процессов, залечивающих раны. Здесь всё висело на ниточках. А вера в документацию напоминала ему историю о человеке, лечившимся самостоятельно, по справочнику и умершем от опечатки в нём.

Сергею не хватало земного «плача дождя на стекле», и выражение древних «всё свое ношу с собой» он считал теперь буквальным для себя. Ему вспоминалась рабочая комната с видом из окна – готовой картиной: молодой берёзовый лес.

Виды Земли рождали иные образы. Особенно родной страны. Москва в темноте живописно светилась огнями. На карте она выглядела сердцем, а с орбиты звездой. Вода в Балхаше такая же, как и в Балатоне. Из всех озёр на земле только эти два озера с одинаково изумрудной водой. Байкал – тёмно-синий весь, похож на большой сапфир. И вот – дорогая сердцу Камчатка. Вулкан дымит, а ветра нет и дым встаёт облаком. Родная земля. Не хочется уходить. Так и торчал бы у иллюминатора.

Есть способ отвадить себя – всё ругнуть. Повторяют, мол, на все лады: лик, лик. А посмотрели бы, как он выглядит с орбиты? Старческий лик: морщины, сосуды, пигментация. И если честно, может, и жить планете осталось всего ничего. Её погубил болезнетворный микроб – человечество, опять же невидимое с орбиты.

Легко быть умным задним числом и смелым, когда уже минула опасность. Ещё вчера Жан с ужасом ожидал НЛО, а сегодня без устали демонстрировал Софи их производство. При выходе на освещенную орбиту, в первых лучах видны редкие частицы. Пылинки обычно – тёмные, их просто отличаешь от звезд, голубых и не мерцающих. Ударишь по стенке и появляются серебристые стайки. Мерцая отходят они от станции, а некоторые пылинки остаются и висят рядом, колышутся, точно в воде. Другие светятся, отойдут от иллюминатора на четверть метра, застынут и горят, как лампочки.

Когда-то Жан любил телепередачи об НЛО, про круги на полях, оставшиеся в местах их приземления. Астрологи в передачах, уверенно улыбаясь, называли людей, встреченных на Луне астронавтами, а космонавты всё отрицали, словно имелся запрет или касаться темы им было неприятно. Но Жану хотелось самому убедиться, и, готовясь к полёту, он верил, что ему-то такая возможность представится. А то, что дневниковые листы вырваны, как раз и говорило ему о том, что и тогда, видимо, с этим разобрались.

Следующей записью в журнале была история с микробами, что они как-то съели изоляцию кабелей. Тогда на станции многое повыходило из строя, но потом вроде бы и с этим покончили, нашли управу. А, может, это как эпидемия, как грипп, что накатывает волнами, и снова с ним начинают бороться. Затем опять всё куда-то отступает… Пауза… Но и она не бесконечна. И снова сморкаются и чихают.

«Микробы съели изоляцию», – записано в дневнике. – Мутанты-монстры могут и до нас добраться. Опасность серьезная и действительно ужасная. При их невидимости, неисчислимости и способности размножения только баланс сдерживания удерживает их в узде до поры, до времени. Повелитель микробов способен стать повелителем мира. Но как управлять невидимыми? А в этом нет ничего особенного. Любой повелитель не общается с подданными.