Детдом для престарелых убийц - Владимир Токмаков

Комната, где он сидел, была обставлена европейской мебелью и высококлассной видео– и аудиоаппаратурой, с компьютером на офисном столе (кстати, на компе он так и не научился толком работать). Все пространство было буквально утыкано факсами, ксероксами, принтерами, пейджерами, сотовыми телефонами и прочими достижениями цивилизации.

В кабинете и состоялся наш семейный педсовет. На повестке дня было три вопроса. Первый – возвращение блудного сына.

Второй – что нам с этим блудным сыном делать?

И третий – а не послать ли нам его по факсу и куда подальше?

На педсовете присутствовали: моя дорогая и безгласная мамочка, мой нахальный, злорадно улыбающийся, прилизанный младший брат (не по годам умный мальчик, далеко пойдет, если сразу не споткнется).

Председательствовал Луи Цайфер квартирного масштаба, Мефистофель местных лавочников, Вельзевул районного предпринимательства, Сатана бизнес-планов, рекламных кампаний и менеджмента, бывший номенклатурный работник среднего звена, человек с большой буквы, Мой Дорогой И Горячо Любимый Папочка.

Ну и, конечно, я, позор древнего рода.

– Мне надоел твой подростковый и непреходящий идиотизм, – устало сказал отец, снимая очки-хамелеоны и на моих глазах превращаясь в розовый куст с головами рыб-пираний вместо бутонов. – Ты просто непробиваемый кретин. Своими поступками и вызывающим поведением ты позоришь нашу семью и фамилию. Теперь любой репортеришка считает своим долгом задавать мне вопросы о моем отношении к твоим подвигам. Говорю прямо: ты мне надоел. Я очень занятой человек.

У меня нет лишнего времени и средств, чтобы постоянно вытаскивать тебя из прокуратуры и милиции, – произнес он после небольшой паузы, спускаясь с потолка на тончайшей паучьей нити. Теперь он превратился в гигантского многорукого паука в цилиндре и смокинге. – Хватит. Моему терпению пришел конец. Со всей ответственностью заявляю, что у меня больше нет старшего сына.

Рекламная пауза.

Сами собой включаются тысячи, миллионы факсов, принтеров, пейджеров, сотовых телефонов и ксероксов, притаившихся во всех углах огромного кабинета, и в бешеных количествах на разные лады начинают размножать последнюю фразу:

«У МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕТ СТАРШЕГО СЫНа»

«БОЛьше У МенЯ НеТ СТарШЕГО СыНа»

«у МЕНЯ Нет БоЛЬШе старШЕгО сЫНА»

И проч., и проч., и проч.

(Мама падает в обморок, братец в маске оскорбленной добродетели бежит за водой и валерьянкой, отец швыряет в мусорную корзину только что вылезший из факса рекламный проспект: «Если вы решили, что у вас больше нет старшего сына, то вам поможет моющее средство „Ферри"! Одна капля убивает лошадь!»)

Ну, наконец, мама спасена. Брат стоит в изголовье, припав на одно колено. Классицизм в отдельно взятом доме.

– Как интеллигентные люди, мы разойдемся без лишнего шума и скандала, – отец настоящим воздушным змеем вьется за окном, у него огромные глаза и зубастый нарисованный рот. – Хотя их благодаря тебе уже более чем достаточно!

Веревка у воздушного змея обрывается, и он улетает в поднебесье. В это же мгновение я замечаю, что из компьютера ко мне тянется с бесконечно удлиняющимися руками ртутный человек из «Терминатора-2».

– Ты безнадежный идиот, – продолжает Терминатор металлическим голосом моего отца. – Если бы я хоть немного верил в тебя, но ты безнадежный кретин.

Из тебя ничего не получится, – ртутный человек распадается на тысячи круглых металлических шариков, они разлетаются по всему дому, по всему городу, по всей стране, по всему миру. – Ты подохнешь нищим оборванцем.

Я с ужасом понимаю, что голос отца звучит и будет звучать теперь со всех сторон света, неба и земли. Вот оно, истинно библейское проклятие блудному сыну конца XX века!

– Но я еще раз говорю: не смей позорить своего младшего брата. Он делает карьеру.

Признаюсь, мне самому стало интересно, что за наказание он мне придумал. Уж не решил ли, соотнесясь с родовыми традициями, посадить меня на кол?

– Короче, – хором продолжил отец, у которого теперь на плечах было три головы: Маркса, Энгельса и почему-то Пушкина. – Я повторяю и попрошу никого больше не падать в обморок (это он сказал, обернувшись головой Маркса в сторону мамы), отныне у меня нет старшего сына! Чтобы ты больше не позорил нас и не мешал своему младшему брату делать в этой жизни честную и достойную карьеру, я предлагаю тебе сделку.

Отца за столом не было видно. Миллиарды муравьев сплошь облепили его тело, которое теперь стало одним сплошным шевелящимся муравьиным ковром. Красные муравьи красиво пели гимн Советского Союза. Вот это да! Я краем глаза посмотрел в висящее на стене огромное зеркало и увидел, что сам я превратился в одно большое ухо, из которого торчало белое пианино. Пианино само по себе исполняло «Лунную сонату» Бетховена.

– Итак, ты отказываешься от нашей фамилии и берешь девичью фамилию матери.

(Так, так, я уже не достоин носить мужскую фамилию! Ну дальше, папочка, дальше! – я еле сдерживался, чтобы не закричать ему в лицо что-нибудь дерзкое и оскорбительное.)

– Ты переедешь жить в другой город, – в глазах брата появляется выражение искреннего и всепоглощающего ликования. – Конкретно – в Волопуйск, где у нас осталась квартира бабушки. Захочешь жить лучше – заработаешь деньги и обменяешь свою квартиру на лучшую. Это твое дело.

Далее. Я помогу тебе устроиться на работу в местную городскую газету, редактор – мой давний приятель по партийной работе. – Мраморная скульптура, сидящая вместо моего отца, открыла рот и на глазах стала крошиться от каждого произносимого ею же слова.

– Но за все за это ты сейчас подпишешь одну бумажку и клятвенно пообещаешь, что больше никогда по своей воле не будешь нам о себе напоминать. – С огромной скоростью на меня летела, пожирая все на своем пути, бешеная мясорубка. Из ее раструба торчала голова отца и огромной лапой вертела ручку. Я невольно зажмурился. У меня так сильно закружилась голова, что я испугался, что упаду в обморок, и поскорее открыл глаза. – По-моему, это справедливое решение. Ну как, по рукам?

«По ногам. И не забудьте выпить море, Ксанф один не справится», – подумал я про себя и вдруг рассмеялся своим мыслям.

– Чему ты смеешься? – с раздражением и сильно гундося сказал мне дельфин со слоновьим хоботом и с огромными, свисающими до пола шестью волосатыми женскими грудями. Дельфин высунулся из большущего аквариума, который стоял на том месте, где раньше располагалось отцовское кресло.

– Если Магомет не идет к горе, то гора приходит к Магомету и рожает ему мышь. Потому что человек человеку – отец, сын и дух святой. Давай бумагу, где подписать, – не переставая улыбаться своим видениям, сказал я. – Спасибо, папочка. До свидания, брательник, не забывай, что тараканы живут только в теплых местах. До свидания, мама, и перестань постоянно падать в обморок, это у новых русских сейчас не модно.